Британцы потеряли двух своих лучших альпинистов во время экспедиции 1962 г. в этом самом районе. В течение советско-американского обмена 1974 года один американец стал жертвой лавины, а несколько других альпинистов, включая всю команду из восьми женщин на пике Ленина, погибли.
В умах многих американцев Советский Союз находится в положении Злодея Номер Один, заклятого врага, представляющего крайнюю опасность. Идея посещения такого места с целью альпинистских восхождений, весьма рискованного занятия, казалась чертовски смелой. По мере приближения отъезда моё беспокойство увеличивалось.
Несмотря на последний страх - опоздать на самолёт - все мы прилетели в Москву, даже Бэн Рид.
«Рик, у тебя моя виза?» Из моей группы я жил ближе всего к Сан-Франциско, где имелось советское консульство. Следовательно, на мне лежала забота обеспечить визы.
«О чём ты говоришь? Ты говорил мне, что сам о себе позаботишься».
Бэн был исключением. Он планировал две или три недели перед поездкой в СССР полазить в районе Шамони во Франции. И кроме того, он намеревался остаться в СССР после окончания обмена, чтобы проехать по Транссибирской магистрали от озера Байкал на восток.
«Я получил визу только на мою поездку по России после окончания обмена».
Так началась история с Бэном, в которой он сделал попытку того, что возможно не пытались сделать другие современные путешественники: въехать в Советский Союз без визы. Сотрудники, принимавшие нас, больше были ошеломлены, нежели удивлены. Это было первое из по-видимому, бесконечного числа крушений планов, с которыми столкнулся Виталий Медведев, наш переводчик и сопровождающий. Официальные лица в аэропорту увидели в этой ситуации ещё меньше юмора. Бэн был препровожден в "специальный отель". Он присоединился к нам через несколько дней.
Кроме Бэна Рида и меня команда состояла из Чака Крогера, руководителя, Стива Хэкетта, Карлоса Буклера и Рейли Мосса. Это составляло сильную команду. Стивен был хорошо известен своими первопрохождениями на Аляске, Чак - подъёмами по маршруту "Сердце" на Эль-Капитане, помимо прочих восхождений. Карлос - очень сильный молодой альпинист и победитель многочисленных вертикальных замерзших водопадов. Помимо своих альпинистских способностей, Рейли был нашим русским лингвистом, хотя и Карлос прошел недельный интенсивный курс Берлица. Послужной список Бэна включал не только скалы и горы, но и деревья, очистка которых была, по его рассказам, куда более грозным делом. И, наконец, я известен моими вариациями классического альпинизма и другими нелепостями. Да, это была прекрасная команда, и я предвкушал лазание с каждым из её членов. К сожалению я и до сих пор предвкушаю.
Эта группа, минус Бэн, конечно, имела только один короткий день, чтобы поглотить Москву. На нас произвели большое впечатление Красная площадь, собор Василия Блаженного, Кремль, гигантский универсальный магазин ГУМ и прекрасное русское мороженое (не обязательно в том порядке, в каком я перечисляю). Затем был 2500-мильный полёт на юг в Душанбе, "новый" город с населением 400.000, основанный в 1930 году. Душанбе лежит в самой юной советской республике, Таджикистане. Стал более понятным внушающий уважение размер этой гигантской земли, имеющей такую ширину, какую длину имеют Соединенные Штаты и простирающейся на одиннадцать временных поясов.
Маленький пропеллерный биплан, внешне напоминающий самолёты первой мировой войны, доставил нас, включая Бэна, в Джиргиталь, сельскохозяйственное село, расположенное на высоте 6000 футов. Отсюда гигантский вертолёт Аэрофлота перенёс нас на Памир, высочайший район СССР. Местом приземления была ледниковая морена, откуда мы на своих горбах перенесли грузы к месту разбивки базового лагеря, расположенного на высоте чуть ниже 13000 футов в километре от точки приземления.
Базовый лагерь раскинул свои палатки на траве и гравии рядом с маленьким мелким озерком. Совсем нет деревьев. Был установлен общий стол (в первую очередь), произведен беглый осмотр Вадимом Зайцевым, доктором, а затем мы приступили к узнаванию друг друга. За несколькими исключениями мы, американцы, вынуждены были знакомиться не только с Советами, но и друг с другом. В соответствии с тем, что может быть названо истинно капиталистической индивидуалистской манерой, мы пренебрегли совместными тренировками перед обменом и впервые встретились все вместе только в Москве.
Как раз в процессе знакомства нашу группу осадили болезни. Самый сильный удар получили Карлос Буклер, Рейли Мосс и Стив Хэкетт. Возможный диагноз - пневмония, мне было плохо, но в меньшей степени; моему состоянию не помог и часовой бег днём позже нашего появления в базовом лагере. Причина заболевания так и не была полностью установлена. Известно, что слишком быстрый набор высоты, особенно без усилий (т.е. транспортировка самолётом и вертолётом), может сыграть плохую роль в организме. Но почему американцы уступили болезни? Почему нет заболеваний среди Советов? Они летели также. Может быть наше состояние было усугублено другими факторами - путешествием, изменением временного пояса, незнакомой, хотя и обильной диетой. По этому, последнему пункту, только у двоих из нас, Бэна и Чака, всё было в порядке. Интересно, что Бэн провёл три предшествующие недели во Франции, а Чак - заметную долю последних трех лет в Мексике, где строил ферму для креветок. Если чьи-то желудки могли выдержать новые порции микробов, так это их.
Карлос, Рейли и Стив - были отправлены по воздуху в больницу в Душанбе, и все остальные имели удовольствие видеть их только последние две недели обмена. Их лето в СССР существенно отличалось от нашего; воспоминания их должны состоять из таких приятных вещей, как ежедневные инъекции антибиотиков, частые рентгеновские просвечивания, прогревания. Советские врачи действовали серьезно.
На следующий день Чак, Бэн и я с двумя советскими альпинистами, Сер¬геем Ефимовым и Славой Лаврухиным, подошли в нашей первой цели - пику Революционеров, близлежащей 19500-футовой горе, восхождение на которую должно было помочь нашей акклиматизации. Мы пятеро захотели попробовать пройти новый маршрут; основной советский контингент будет подниматься по обычному пути. До сих пор, и даже чуть позже мы, американцы, имели смутное представление о конкретной схеме обмена 1978 г. Советское приглашение выделяло восхождение на пик Коммунизма, 7482 м (24548 футов), высочайшую точку Советского Союза. Это интересовало нас, несмотря на наши опасения относительно Памира, но вдобавок мы надеялись и требовали совершать восхождения в других частях страны. Ситуация прояснилась позднее. Если для нас пик Коммунизма, будучи главной целью, предполагал быстрое восхождение в альпийском стиле, то для советского образа мышления это означало долгое пребывание на Памире, во всяком случае, львиную долю нашего шестинедельного визита в СССР. Должны быть сделаны акклиматизационные восхождения - вполне оправдываемое объяснение. Нас интересовал пик Коммунизма. Он обладал притягательной силой высочайшей вершины. Но мы никогда не переставали сожалеть о том, что не посетили другие, неизведанные нами хребты гор.
Были и другие огорчения. Едва ли не у подножия нашей первой горы Бэна ударило. Падающий камень задел его вскользь по голове около виска. Его ухо наполнилось кровью от внутреннего кровотечения. Зловещий знак. Все, что мы слышали о Памире, оправдывалось. После короткой остановки и перемены планов Бэн продолжил восхождение. Общим решением было то, что Сергей и Слава продолжат подъём по новому маршруту. (Мы, трое американцев, предполагали уже другой "новый маршрут" отличный от -их). В конце мы выбрали обычный маршрут. Наш путь казался непривлекательным даже без камнепадов.
В месте ночёвки на высоте около 17000 футов к нам присоединились другие советские альпинисты. Было гнетуще жарко, ни малейшего дуновения. Моё ослабленное состояние ухудшилось, в течение малоприятной ночи начался жар. Расстройство желудка к тому же - стул был более жидкий, чем моча. На следующее утро доктор и я вернулись в базовый лагерь. Днем позже вернулись победоносные Бэн и Чак, вместе с большинством советских альпинистов, оба слегка мрачноватые и возбуждённые из-за камнепадов и общего состояния горы, ещё днем позже вернулись Слава и Сергей, принимая дань уважения за свою победу.
Теперь обмен набрал силу и стал более приятным. Мы начали узнавать наших хозяев и соратников по восхождениям и понимать различия между нами. Бен находил удовольствие в политических дискуссиях с Вадимом; независимо от того, как далеко заходил Бэн, допуская недостатки нашей системы, он никогда не мог получить от доброго доктора не единого отрицательного примера о жизни в СССР; он не указал даже на постыдно длинные очереди. В общем, да, доктор признавал проблемы, но никаких конкретных примеров.
После пары дней отдыха и пира мы отправились на новый " акклиматизационный маршрут", Арженикицун (пик Орджоникидзе - М.О.). Я был всё ещё слаб и полон предчувствий. Снова шли три гринго, на этот раз сопровождаемые Мишей Овчинниковым и Валерой Алмазовым. Миша - джентльмен и прекрасный альпинист. Все восхождения в Советском Союзе я совершил с ним, и я не мог мечтать в лучшем партнёре. Валера также показал себя очень приятным товарищем.
Восхождение вылилось в трехдневный подъём по не пройденному до нас некрутому ребру. Вершина на 200 футов выше, чем наша гора Мак-Кинли. Скалы - ужасающе плохие; некрутые, но потенциально смертельно опасные. В истинно индивидуалистической манере, Бэн и Чак никогда не связывались, но я присоединился пару раз к верёвке Миши и Валеры на наиболее крутых участках, опасаясь, что зацепки сломаются и тяжелый рюкзак не позволит удержаться. Эта разница в технике на самом деле не была принципиальным отличием советского стиля, от американского, а скорее говорила о личном предпочтении.
Один бивуак был на скалистом гребне, другой - на снегу. Слабость и головная боль беспокоила меня весь подъём, и я был почти бесполезен в бивуачных заботах: расчистке площадок, натягивании палаток, приготовления пищи. Остальные напряженно работали. Вершина появилась после непродолжительной остановки, в течение которой мы ожидали, когда рассеется густой туман. Снова основной контингент альпинистов из нашего лагеря достиг вершины по обычному пути, поднявшись на неё как раз перед нами, хотя и вышли они днём позже.
Вернувшись в лагерь, мы отдыхали, набирая потерянный вес. Ещё больше дискуссий, политических и прочих. Ещё больше возможностей узнать ближе людей с противоположной стороны глобуса. В один прекрасный день состоялся странный спектакль: «Памирская олимпиада» или «Памирский секстатлон» за неимением официального наименования. Неофициальные соревнования состояли из таких отличающихся видов, как бег спиной вперед вдоль прочерченного в пыли круга, чертя палкой второй круг рядом; задержка дыхания, для чего лицо надо было погрузить в таз с водой (значительный подвиг на этой высоте); ещё в одном виде надо было стать на пустой газовый баллон и бросить назад через голову большой камень (дисквалификация в том случае, если не удастся удержать равновесие и нога коснётся земли раньше, чем камень); прыжок назад с места. Американская команда, между прочим, оказалась второй. Конечно, мы выступали не в полную силу.
Затем настало время выхода к главной цели, пику Коммунизма. Называвшаяся прежде пиком Сталина, также, как Душанбе был раньше известен как Сталинабад, эта гора никогда не выходила у нас из головы. После моего страха, даже отвращения к скалам на предыдущем восхождении, я решил было не лазить больше на Памире. Но вот пришло время выходить!
На первой ночёвке нашего двухдневного пути подходов мы узнали по радио, что наконец вернулась другая половина нашего контингента. Было ясно, что после их пребывания в больнице и без акклиматизационных восхождений, они не могут идти вместе с нами. Попытка их подъёма на пик Коммунизма была бы не только неразумной и абсурдной, но и подвергла риску наше собственное восхождение. Карлос и Рейли спокойно восприняли реальности, но Стив начал борьбу. Я симпатизировал ему. Легко ставить интересы группы на первое место перед интересами личности, если сам являешься членом группы.
Восхождение заняло четыре дня. Скорее альпийская тактика, чем осада. Ни караванов, ни смены грузов, ни организации промежуточных лагерей по мере подъёма. Мы всё несли с собой, хотя это означало весьма тяжёлые рюкзаки. Пища состояла из наших американских сублимированных продуктов и их русских консервов, сыра, ветчины и даже икры. Наши были легче, а их вкуснее. Чак и я присоединились к большей части советских альпинистов для подъёма по маршруту первовосходителей, впервые пройденному в 1932 г. Бэн был в команде с Сергеем Ефимовым (который в прошлом году совершил восхождения на Аляске в составе советской команды обмена), Виктором Байбарой и Иваном Душариным. Они собирались подняться по слегка более прямому гребню, контрфорсу Варуниа (Воронина - М.О.). Первые 3000 футов им надо было пройти как можно быстрее, карабкаясь по скалам, в основном, четвертой категории, чтобы выйти из зоны лавинной опасности. Маршруты соединялись на высоте около 22000 футов.
Мы были первыми американцами, покоряющими пик Коммунизма с этой стороны. Раньше на вершине были только два других американца. Прошлым летом я был на вершине Мак-Кинли и сейчас находил приятной симметрию ситуации: две высочайшие вершины двух величайших держав за два последовательные сезона.
На первых двух скальных ступенях опасно близко проносились большие камни. На второй было несколько довольно трудных участков. В самых крутых местах висели обтрёпанные перильные веревки, оставшиеся со времен первого восхождения Абалакова на пик. Нужно было быть осторожным. Однако Чак в дневнике описывает это как «наш самый лучший день за всё лето - крутые скалы и снег, короткие участки льда». Лагерь расположился на впечатляюще узком гребешке. Головная боль мучила меня и на этом и следующем бивуаках. От последней ночевки, пройдя путь длиной в несколько километров, мы поднялись на вершину.
На вершине я развернул свой маленький импровизированный лозунг: «Освободите советских евреев диссидентов» - гласил он. Я не мог оставить безответным вызов, содержащийся в советском приглашении группе капиталистических американцев совершить восхождение на пик, названный «Коммунизм». В конце концов мы никогда не приглашали их подняться на нашу высочайшую вершину, которая, как каждый знает, называется «Пик Капитализма».
Спуск: больше страха и неприязни, чем на подъёме; большая нагрузка на колени и голову. Очередное, и последнее пересечение лабиринта ледника Бивачный. Эти ледниковые траверсы снова и снова напоминают о подписи под фотографией в книге Сесслера "Красный пик": «Самая загрязнённая земля, какую только можно вообразить». Наша группа, только что побывавшая на вершине, теперь напоминает зомби в последнем смертельном броске.
Каждый ухитрился вымучить хотя бы одно памирское восхождение. Карлос и Стив совершили исторический подъём на Арженикицун: без радио. Из-за болезни, но больше из-за главного удара, потери своего сундука, содержащего всё его альпинистское снаряжение, ботинки и т.д. в Москве, Рейли ловко избежал альпинизма в такой предательской местности. Теперь, вместе с советскими альпинистами из соседнего лагеря, он поднялся на пик Космонавтов в беговых туфлях.
В виду того, что сейчас оставалось только десять дней, разгорелась напряжённая дискуссия, как лучше потратить оставшееся время. Так мало времени, такая огромная земля, так много увидеть и сделать. Дебаты стали академическими после того, как следующие шесть дней оказались потерянными в ожидании не появляющегося вертолёта.
После того, как вертолёт спас нас (не столько от ледника, сколько от "каши", единственного вида пищи, оставшегося у нас), времени осталось как раз столько, сколько надо, чтобы чуть попробовать другие места, нежели Памир.
Посещение альпинистского учебного лагеря. И около этого лагеря мы, американцы, вместе с нашими хозяевами совершили три первопрохождения по прекрасному граниту в изумительной долине альпийского типа. День в Самарканде, городе, которому уже 2500 лет, и который был однажды покорен Чингиз-Ханом; городе с исламской культурой, мечетями, открытыми рынками с пирамидами дынь и арбузов. Затем был раунд банкетов, заполненных вином, сладким грузинским шампанским и, конечно, водкой.

Дома, у озера Тахо, пришло время классифицировать наши впечатления и воспоминания этого необыкновенного лета. Икра на высоте 21000 футов. Ледниковые лабиринты. Страх и отвращение. Древнее альпинистское снаряжение наших хозяев. Рюкзаки, лишенные наших усовершенствований, не имеющие ни одного из преимуществ, к которым мы, нежные американцы, так привыкли. Трикони, которым я действительно завидовал на ледниках. Ледники были настолько покрыты обломками камней, что кошки были неудобны, в то время как трикони - идеальны. И только ужасный скрежет от проскальзывания триконей по плитам напоминал мне, что их время прошло.
Но лучшее из всех воспоминаний - это воспоминание о наших советских спутниках; их силе и доброжелательности; их теплоте, гостеприимстве и товариществе - безусловно это братство было самым главным в обмене; о чтении их и наших книг с Виталием и Мишей; об открытии того факта, что Таня наша "кухарка", была физиком ядерщиком; о лазании по камням, с Сергеем, о том, как он напевал «Тень вашей улыбки»; о шутливой борьбе с Виктором; о совместной тесной жизни и встречах лицом к лицу опасностей вместе с людьми, которые раньше рисовались, как негодяи, заклятые, нечеловеческие враги. Это было, наверное, самым ценным.
Редкая возможность разбить вдребезги все клише, всю пропаганду, все предвзятые представления, образованные прежним, далеким от истины опытом. Без таких вещей, как обмен, наше знание этой обширной и разнообразной земли и её людей формируется, главным образом, журналистикой с негативным уклоном. Теперь, когда я думаю об СССР, в моем мозгу возникают конкретные образы, далекие от прежних общих стереотипов. Положительные образы. Местность. Стремительные потоки. Ледники. Скалы и пики. Города. Москва. Душанбе. Самарканд. Обходительность. Ломаем хлеб. Прихлёбываем чай. Тосты перед приёмом внутрь более крепкой жидкости. Теснота общей палатки. И лица: Дайнюс, Слава, Лев, Миша, Виктор, Сергей, Виталий, Анатолий, Ваня, Валера, Вадим, Людмила, Таня. И, конечно, Чак, Стив, Карлос, Рейли и Бэн. Вещи, места, и люди гораздо более сложны и удивительны и не годятся для подвешивания ярлыков - чем любые грубые слепки с политической идеологии.
Краткое содержание. Район: Памир, СССР. Восхождения:
Пик Революционеров; 19480 футов, обычный маршрут (Бен Рид, Чак Крогер и пять советских альпинистов); новый маршрут (Сергей Ефимов, Слава Лаврухин).
Пик Арженикицун; 20500 футов, новый гребень (Бэн Рид, Чак Крогер, Миша Овчинников, Валера Алмазов). Обычный маршрут (все другие советские альпинисты из нашего лагеря); обычный маршрут (Стив Хэкетт, Карлос Бухлер).
Пик Коммунизма; 24548 футов, гребень первовосходителей (Чак Крогер, Рик Сильвестр, Анатолий Бычков, Валера Алмазов, Слава Лаврухин, Дайнюс Макаускас, Миша Овчинников, Лев Павличенко); контрфорс Варуниа (Бэн Рид, Сергей Ефимов, Виктор Байбара, Иван Душарин).

Участники: Анатолий Бычков, Сергей Ефимов, Виталий Медведев, Вадим Зайцев, Валера Алмазов, Виктор Байбара, Иван Душарин, Слава Лаврухин, Дайнюс Макаускас, Миша Овчинников, Лев Павличенко, Таня Алмазова, (управляющий базового лагеря) – советские.
Чак Крогер, Рик Сильвестр, Рейли Мосс, Стив Хэкетт, Карлос Бухлер, Бэн Рид - американские.
Американский альпийский журнал 1979 г., стр.62-69.


Заканчивая описание экспедиции 78 года хочу несколько слов сказать о дальнейшей альпинистской судьбе некоторых наших ребят.
Толя Бычков по линии спорткомитета управляет альпинизмом и скалолазанием в СССР и по отзывам неплохо управляет, в несложных восхождениях участвует сам.