и т.п. Много пунктов он перечислил: от абсолютно абсурдных (вроде отделения американцев) до имеющих под собой некоторую почву, но легко объяснимых.
После его выступления слово предоставили Макаускасу. По очереди с Байбарой они начали вспоминать все наши "грехи" за экспедицию: как Алмазов отказался чистить курагу, когда все чистили; как я спал и брился вместо, того, чтобы дежурить с Ефимовым в паре; о том, что мы начали оспаривать решение руководства лететь мне вместе с заболевшим Стивом в Душанбе.
Снова выступает Бычков: наше поведение во время ожидания Стива и Карлоса на площадке "4600" было отвратительно (даже он сходил за водой для обеда, а мы не делали ничего); спускались с "5600" мы не за руководителями, а по своему - это недопустимо; дух индивидуализма проявляется и в том, что Алмазов часто приходил в лагерь в одиночку, а не со всеми вместе.
Когда нападающая на нас тройка выдохлась и начала повторяться, Ефимов предоставил слово остальным участникам нашей группы. Павличенко и Лаврухин говорить не захотели; начал отвечать я. Пришлось именно отвечать, а не говорить о восхождении по деловому. На часть упрёков ответить очень легко из-за их бессмысленности: нет никаких фактов, что мы пытались отделить американцев от наших участников наоборот, любые взаимные обращения немедленно переводились на соответствующий язык. К сожалению, иногда попытки американцев "обращаться" во время восхождения с четверкой Бычкова весьма нелюбезно прерывались не нами: к примеру, на ночевке "6900" им, как и нашей двойке, не дали воспользоваться лавинной лопатой. Столь же далёк от правды упрек в нашей лени на площадке "4600". Алмазов постоянно участвовал в кухонных делах, я подключался эпизодически. Участие Бычкова, действительно, свелось к тому, что он один раз сходил за водой, в отношении спуска с высоты "5600" нам не давалось указаний следовать за четвёркой Бычкова и мы предпочли спуститься более логичным путем, более безопасным (особенно, если учесть реальную возможность спустить камень на головы ушедшей ранее четвёрке, если бы мы начали спускаться за ней). Неясно почему четвёрка Бычкова решила спускаться с "5600" по пути подъёма, пути в несколько раз более продолжительному и опасному; пути, удобному для подъёма, но худшему для спуска. Что касается нашего желания питаться отдельно, так было принято решение руководителя готовить пищу по палаткам, на четверых, и это решение, хотя и принятое позже, чем следовало, совершенно правильное. Попытка готовить пищу на восьмерых, как и следовало ожидать, провалилась, из-за отсутствия у группы посуды соответствующего объёма, начиная с момента выхода из базового лагеря.
Да, снег впереди мы не топтали, тропу не прокладывали, и я не вижу в этом нашей большой вины по двум причинам. Во первых, снежные условия во время восхождения можно считать идеальными. Снег был жёстким до высоты 6900 и практически не проваливался под ногами первого. Никакой тропы, в классическом понимании, не надо было прокладывать. Первому и последнему из нашей группы идти по снегу, как и по скалам, было одинаково легко. Темп движения нашей, отстающей, четверки определялся слабейшим - Риком. И это- вторая причина нашего постоянного отставания. Мы были вынуждены, в целях успеха восхождения, подбадривать или подхлестывать американцев. Я просто боялся, что в какой-то момент Рик скажет, что дальше не пойдет, и что руководитель, Бычков, предложит мне остаться с ним - вряд ли мы рискнули бы оставить человеке одного на высоте более 6000 м. В том, что остаться предложили бы мне, нет никаких сомнений. Ведь именно мне предложили лететь в Душанбе со Стивом, хотя не было никаких аргументов в пользу такого решения. Если бы не вмешательство Чака, настаивавшего на том, чтобы заболевших сопровождал Медведев, я в конце концов, подчинился бы решению руководства и полетел бы в Душанбе. Если говорить о восхождении в целом, то можно считать, что нам повезло: и с погодой, и с тем, что несмотря на плохое руководство, восхождение кончилось благополучно. Верхом нелогичности решений руководителя явилось предложение ночевать на высоте 6900 после возвращения с вершины, хотя. до тёплых ночевок на скалах оставался час ходу, руководитель ни разу не поинтересовался, как чувствуют себя американцы; иногда казалось, что он не хочет успешного подъёма американцев на вершину. Их никогда не приглашали в высотную палатку Бычкова хотя бы на глоток чая. Совершенно напрасно пытались удержать их от спуска вниз с высоты 6900 м, заставляя ночевать там.
После меня стал говорить Сергей Ефимов, исполнявший роль председательствующего на разборе (как старший тренер экспедиции). Он проигнорировал всё, о чем говорил я, и выступил, мне кажется, по шаблону, заготовленному во время беседы с Макаускасом сегодня днём: нам с Алмазовым никто не давал указаний опекать американцев и создавать для них тепличных условий; мы виновны в индивидуализме. За всю нашу практику мы, ему кажется, не ходили первыми в высотных восхождениях, мы не выполняли решений руководства. За всё это тренерский совет экспедиции будет рекомендовать запретить нам в дальнейшем участие в высотных восхождениях, Байбара добавил, что он лично запретил бы участие нам обоим в мероприятиях спорткомитета по альпинизму.
Более глупого и неаргументированного решения я не ожидал. И никак не думал, что такое решение будет предложено Ефимовым, грамотным и умелым альпинистом, очень сильным спортсменом, думающим человеком. Хотя ясно, что решение не его, он лишь произносит заранее подготовленные слова, идущие вразрез с логикой.
Алмазову говорить не дали, шумно смеялись над каждой его оговоркой и перебивали на каждом слове. Он вышел из себя и начал угрожать разоблачением каких-то финансовых махинаций Бычкова. Тот ответил: а мы напишем коллективное письмо на тебя и ты сам будешь виноват. Валерий замолчал.
В нашу защиту пытался говорить Виталий Медведев: это естественно, что я был ближе к американцам - ведь я знаю язык. Он считает правильным свою поездку в Душанбе с заболевшими, хотя она лишила его возможности подняться на пик Коммунизма: на восхождении толку от него было бы меньше, чем от меня. Его поддержал наш врач Вадим Зайцев. Кроме того, Вадим сказал, что разбор восхождения похож скорее на судебный процесс, и это не кажется ему нормальным. Байбара прервал обоих, сказав, что настало время обеда, пора кончать прения и переходить к более приятным занятиям. Тем более, что решение уже занесено в протокол разбора.
Все разошлись. Я долго не мог успокоиться и ушел подальше, где долго сидел на камне, размышляя о происшедшем. Таких историй со мной ещё не происходило упрекнуть себя, кажется не в чем. Подошли Татьяна и Валерий - поговорили бесцельно обо всем понемногу.
Стив заметил мое расстройство и долго допытывался, чем я огорчен - удалось отшутиться. Вечером долго трепались с ним о Аляске, где он постоянно работает, о книгах Фэрми Моуэта, которые мы читали, о судьбах эскимосов и чукчей, о его геологии. Рик все ещё читает Айтматова и мечтает поставить фильм по повести "Прощай, Гюльсары". Павличенко, услышав, как я сказал кому-то, что у меня отвратительное настроение, начал утешать.

06.08.78. Опять ждём вертолётов и бездельничаем. Пытались связаться с Душанбе через рацию Чуновкина, но безуспешно. Рация не работает, и радист, единственный коренной житель лагеря, (все остальные - на восхождении) не может её починить. За обедом Бэн, заметив моё мрачное настро¬ение, спросил с подвохом, счастлив ли я сейчас?
«А ты как?»
«Да, я вполне доволен жизнью. Я сейчас творю!»
«Что именно?»
«Пишу детектив на 700 страниц о нашем восхождении на пик Орджоникидзе. Как мы преодолевали страшные опасности, пробивались сквозь ледовые карнизы и камнепады, шли по отвесным километровым стенам».
« И не стесняешься ты врать».
«А что? Подумаешь! Почему бы и не приврать?»
Когда я сказал, что маршрут тянет не более, чем на третью - четвертую категорию трудности, он философски заметил: "Скромность глупа".

07.08.78. Ждём вертолётов. Едим пустые щи и на второе - рисовую размазню с изюмом. Изобилие в еде кануло в прошлое. Взял у Карлоса почитать его книгу "Русские". Написана американским журналистом три года проработавшим в Советском Союзе. На обложке изображена Красная площадь с массой народа и множеством милиционеров с суровыми лицами в белой форме тридцатых годов. Одна из глав называется "Левая жизнь" и посвящена "левым" приработкам шофёров, сотрудников службы быта и т.п. Другая глава содержит описание роскошных дач и вообще всей роскошной жизни членов правительства и их семей. Вся книга наполнена смешанным чувством презрения, ненависти и удивления. Автор верно заметил многие негативные явления в нашем обществе и не нашел ничего позитивного.
«Как тебе понравилась эта книга?» - спросил я у Карлоса.
«Дрянная книга» - сердито ответил Карлос и плюнул в пыль перед своей палаткой – «Теперь я не верю ни единому слову из неё». Он взял книгу за корешок и отправил её вслед за плевком.
«Эту книгу надо бы сжечь!» - подвел он итог своим эмоциям.
«Это фашисты жгли книги, не уподобляйся им». Я взял книгу, стряхнул с неё пыль и вернул Карлосу, а тот ударом ноги отправил её в глубь своей палатки.

08.08.78. Ждём вертолётов и едим кашу. С утра горы затянула мутноватая дымка, похожая на слабый туман, т.н. "афганец". Ветер принёс тончайшую пыль, затуманивающую окрестности. Обсуждаем версию: может быть внизу дымка сильнее и вертолёты не прилетают из-за неё? Для меня плохо не само отсутствие вертолётов, а отсутствие возможности сходить куда-нибудь на гору или подальше на ледник (т.к. если будет вертолёт, то надо будет срочно грузиться в него). Хожу по окрестностям на расстоянии не более часа ходьбы. Алмазов ковыряет "золотой корень", произрастающий здесь в изобилии. Остальные играют в карты, читают, загорают, флиртуют (с Татьяной и Милой Ким - вторым помощником повара).

09.08.78. После завтрака развернулись дебаты: почему нет вертолёта. Он был заказан на 5-е августа. То, что "афганец" не виноват - это ясно т.к. высоко над нами пролетел вертолёт (наверное, МАЛа) не обративший никакого внимания на наши красные ракеты. Может быть отряд вертолётов в Душанбе связан какой-нибудь крупной аварией с одной из машин - в этом случае все вертолетчики занимаются только ликвидацией последствий аварии. Дебаты кончились решением послать радиограмму через метеостанцию на леднике Федченко сразу в три адреса: авиаотряд в Душанбе, спорткомитет Таджикской ССР и ЦК Компартии Таджикистана (первому секретарю Расулову). Содержание: в экспедиции кончились продукты, вынуждены вместе с американцами голодать, может произойти международный конфликт. Вина полностью лежит на авиаторах, не выполняющих свои обещания. До метеостанции предложили прогуляться мне с Павличенко.
Вышли в 13:30. Несмотря на яркое солнце чувствуется прохлада, дует северный ветер. По тропе вдоль Бивачного мы за два часа добежали до чистого льда ледника Федченко. У меня в рюкзаке - спальник, пуховка, примус, молоток, запасные носки. У Левы в его американском рюкзаке 76-го года лежит молоток, немного продуктов и пуховка. Идти очень легко, мы засиделись в лагере, организм хочет движения, высота практически не ощущается. Встретили группу туристов из МГУ. Они угостили нас чаем и получили консультацию по верховьям Бивачного. Удивлены нашим пижонским видом: кроме шортов на нас ничего нет, лица ничем не закрыты и не обработаны - ожогов мы не боимся, на ногах - кеды, скачем, как горные козы, через двухметровые трещины, дна у которых не видно.
Поверхность ледника Федченко ровная, как бы полированная солнцем и водой, контрастирует с ледяными джунглями Бивачного. Множество ручьёв течёт и вдоль и поперек пятикилометровой ширины этого колосса из ледников и впадает в многочисленные колодцы, маленькие, около полуметра и гигантские до четырех метров в диаметре. В большие колодцы низвергаются целые водопады, и при взгляде вниз невольно пробирает дрожь от одной мысли о возможности падения в колодец: дна не видно, лишь в верхней части сверкают лёд и вода, а ниже - мрачная тьма. По обе стороны ледника стоят пики, кажущиеся малютками по сравнению с грандиозной ледяной рекой. Через каждые пару километров в эту реку вливаются притоки, боковые ледники, по большей части образующиеся из висячих, но иногда это - долинные ледники классического типа. В местах впадения притоков ледник Федченко недовольно морщит моренными валами свой чистый лик, но стоит пройти чуть дальше - и снова перед нами гладкая поверхность. Моренные валы ровными продольными струями лежат ближе к середине ледника Федченко лишь подчеркивая его мощь и величавость. Мы идем вверх, по направлению к истокам ледника, но подъёма почти не ощущается, поверхность ледника практически горизонтальна. Навстречу постоянно дует ровный прохладный ветер. Вместе с солнцем ветер создавал почти комфортные условия, но как только солнце скрылось за горной цепью, резко похолодало пришлось надеть пуховки.
До станции мы дошли за 5 часов 45 минут. На улице встретили несколько весьма занятых людей: как выяснилось, несколько сезонных рабочих заканчивали строительство новой аккумуляторной станции, обшитой жестью. Сама станция - приземистое широкое строение с цилиндрической пологой крышей, маленькими окнами. Она исправно сообщает уже почти полвека сведения о зимних морозах, ветрах и бурях и о летней жаре, давлении атмосферы и влажности. В помещении кают-компании топилась углём буржуйка, стояла невыносимая жара, особенно резко проявлявшаяся при входе с морозца снаружи, через систему из двух тамбуров. Как объяснил начальник станции Шамиль, у них кончился газ и поэтому пищу готовили на печке, горящей круглый день. На столе - ведро с чаем, хозяева пили сами и угостили нас. На стенах - фотографии женщин, но обнаженных нет; по бокам - входы в каюты на двоих, койки размещена одна над другой. Ещё два помещения: библиотека (она же - зрительный зал) и радиорубка площадью около 10 кв.м. В кают-компании расположились пятеро, не считая нас; несколько человек спало в своих каютах.
Мы рассказали о своих проблемах и проснувшийся радист попытался в 21:00 передать нашу радиограмму. Связи не получилось, эфир забит сообщениями, подтверждения приёма мы не получили. В 22 нас пригласили на ужин: на столе много всякой всячины, но поев первого - мясного супа и второго - гречневой каши с мясом, ничего больше не захотелось. Шамиль рассказал, что персонал станции по штату должен состоять из 9-ти человек: начальника, повара, врача и шесть сменных радистов универсалов, которые должны делать все. Снимать показания приборов, чинить бензиновые движки, показывать кино, налаживать радио и электро¬аппаратуру. Сам Шамиль, работающий здесь 4-ый год - как раз такой универсал. Обычно работают шестеро. Вахта круглосуточная, передача данных - каждые три часа (0:00,3:00,6:00 и т.д.).
Случайно на станции оказались 3 туриста, пожилые мужчины из Москвы, все профессора. Один из них Горбунов, сын спутника Абалакова по восхождению 33-го года, время от времени работает в Протвино на пузырьковой жидководородной камере "Людмила". Они приустали и почти неделю ждут вертолёта, доставляющего на станцию продовольствие и топливо, чтобы улететь с ним в Душанбе. На станции они порядочно надоели и нам предложили захватить их завтра с собой на Бивачный. Мы отказались, сославшись на отсутствие еды (хотя с собой в подарок мы захватили немного разных пакетов американских сублиматов).
До 23-х смотрели какой-то фильм из имеющихся на станции 64-х штук (наборы меняют раз в три года), и в 24:00 снова безрезультатно пытались связаться с Душанбе. Потом легли с Лёвой спать на полу в радиорубке, а аборигены ещё долго шумели, решая свои финансовые дела, связанные со строительством новой аккумуляторной.

10.08.78. В три ночи передать радиограмму опять не удалось, в 6:00 – тоже. Всю ночь дежурил Шамиль, и его шаркающая походка (одна нога у него слегка высохшая и плохо сгибается в колене) вместе с треском и писком радиоаппаратуры была самым характерным звуком возле наших ушей. Только в 8:00 на аварийной связи радиограмма была передана и уверенно принята в Душанбе. Мы глотнули горячего чая и в 8:15 ушли, искренне поблагодарив гостеприимного начальника.
25 километров вниз по леднику Федченко мы преодолели за три часа полубегом, давая выход переполнявшей тело бодрости. Гулкое чистое утро было поразительно красиво. Вода, покрытая свежим льдом, начала шуметь только часам к 10-ти. И опять, как и вчера вечером, на почему-то часто задаваемый себе в последнее время вопрос «счастлив ли я здесь в горах?» - ответил – «Да». Несмотря на неприятный разбор, на дурную атмосферу общей отчуждённости, царившую в экспедиции, эта прогулка по сияющему леднику, знакомство с новым окружением, состояние расширяющей тело силы позволяют быть счастливым.
Лев всю дорогу рассказывал о своей работе на радиозаводе в Подольске, я вежливо поддерживал беседу и смотрел, слушал, дышал воздухом красавца ледника.
На стоянку пришли к 15-ти (часа два отдыхали у тихого ручья чуть выше впадения Бивачного в ледник Федченко, когда убедились, что вертолёта сегодня не будет). Вечером Ефимов немного поиграл на гитаре и попел.

11.08.78. В 12:00 прилетел МИ-8. Бэн не мог сдержать радостных эмоций и заорал что-то по русски (кажется из англо-русского словаря нецензурных выражений. Несколько штук привез Рейли Мосс и дня три вся наша экспедиция изучала сей труд).
«Это ваш вертолёт, Миша. Не зря вы ходили вчера» - добавил он по английски. По поведению пилотов можно было понять, что в управлении гражданской авиации г. Душанбе получили нагоняй из Ц.К. партии. В первую очередь улетели американцы (мы шутили - теперь то нас здесь оставят наверняка).
За три рейса все люди и снаряжение вывезены в Алтын-Мазар. Там туристы из Томска уже успели обменяться с африканцами майками и поят и кормят всех желающих. Пока уходил один рейс в Джиргиталь мы успели обменяться адресами с томичами, поговорить о том как настаивать и употреблять "золотой корень", попробовать их настойку. Все ребята оказались из Томска - 7 нашлись общие знакомые по "Джайлыку". Они уже 10 дней сидят в Алтын-Мазаре и ждут вертолётной оказии, чтобы перебраться на ледник Федченко. Наземный путь оказался непроходим из-за мощных горных рек: Кызылсу, вырывающаяся из Алайской долины, сливается здесь с рекой из-под ледника Федченко, Общая ширина потока, несущегося с белыми бурунами, достигает ста метров. В 17:00 все были переброшены в Джиргиталь. Американцы уже улетели оттуда на АН-2. По дороге с воздуха на миг открылся пик Коммунизма со стороны Фортамбека и пропал, закрытый ближними невысокими вершинами.
Мы с Душариным вдвоем уехали на машине с вещами (Бычков назначил нас сопровождающими), а остальные - вертолётом. В три ночи прибыли на окраину Душанбе, домой к шофёру Махмаду. Заночевали у него у него на дувале, под тусклыми теперь звёздами, под белесым равнинным небом.

12.08.78. Суббота. Подремали часа 4 и поднялись. У Махмада пятеро детей - от года и до шести. Угостил нас чаем, мёдом, хорошим жареным мясом, свежим хлебом, мы их - сардинами, какао, печеньем. Средний сынишка сразу же с удовольствием навалился на сардины и прикончил всю банку, на лице написано блаженство. Жена Махмада, с годовалым мальчонкой на руках приходила, подавала и уносила еду, улыбаясь мужу и заодно нам. В разговоре Иван соглашался, что многое в экспедиции было ненормальным, но он не вступал в споры с начальством, боясь испортить отношения. К 10-ти подъехали к гостинице и разгрузились. В номере у Карлоса приняли горячий душ - неописуемо приятно после трехнедельного потения под рюкзаками.