Если первую вытяжку снизу обеспечивал я, привязывая рюкзаки к основной веревке и оттяжку из репшнура снизу, то вторым вытягиванием занимается Лёша Кузнецов. 0н не обматывал рюкзак одним оборотом верёвки и из центрального кармана рюкзака Игоря потерялась кружка: звякнув о камень рядом со мной, она исчезла внизу. Стенка, на которую тянут сейчас рюкзаки, имеет в верхней части небольшой карниз, в который рюкзак обязательно упирается. Лёша неверно выбрал место, откуда можно бы за репшнур снизу отвести рюкзак от скалы и помочь преодолеть карниз. Для того, чтобы выдернуть рюкзак из-под карниза, одному из верхней четверки пришлось спускаться по перильной веревке к рюкзаку и, стоя на абалазах, подтолкнуть груз вверх. При подъёме второго рюкзака наверху, метрах в 10 ниже вытягивающей четвёр¬ки заклинило верёвку, к которой был привязан рюкзак. Для меня ясно, что освободить верёвку быстрее и удобнее кому-то из тех, кто работает наверху, но Лёша начал яростно дергать веревку, ещё сильнее забил её в трещину и начал командовать мне, чтобы я поднялся вдоль оттяжки повыше и оттуда попытался вытянуть верёвку. Я отказался из-за очевидной бесполезности этого маневра и, кроме того, со скал на то место, куда мне предлагает подняться Кузя, льёт обильный холодный душ с большой снежной полки, где работает четвёрка. На Лёшу мой отказ подействовал, как красная тряпка на быка; он неприятно обругал меня, закричал, что ничего не делать это самое удобное, но сам, тем не менее свой маневр выполнять тоже не стал. Я сдержался с трудом, чтобы не ответить ему в его стиле. Через пять минут верёвка была освобождена одним из верхних «такелажников», а я с согласия Игоря, полез по перильной верёвке к карнизу. Когда застрял очередной, третий, рюкзак, я уже был на месте, быстро переправил и этот и остальные рюкзаки через карниз, (обида на Лёшу осталась надолго и это восхождение я старался не разговаривать с ним, несмотря на его заискивания).
Вытяжку рюкзаков, выползавших из-под душа совершенно мокрыми, закончили только в 19:30, и поднялись за день работы только метров на 150 (с учетом двух снежных полок). До половины десятого я ждал Кузю, невероятно долго поднимавшегося на абалазах по перильной верёвке с верхней страховкой. Тем временем передовая четвёрка поставила палатки под мощным скальным бастионом, на удобной широкой полке, засыпанной большим сугробом. Улеглись спать незадолго до полуночи.

19.07.73. В 6 часов разбудило солнце, третий день держится хорошая погода. До восьми раскачивались с подъёмом и завтраком, развешивали и раскладывали на холодные пока, но сухие скалы мокрое снаряжение и одежду. Над нами нависает, полностью закрывая сверху палатки от любых неприятностей, большой гранитный карниз. Волков долго чистил от мёда свой рюкзак. Потом Игорь дал задание: Витя снимает нижнюю перильную веревку и приносит её сюда вместе с сеткой, оставленной у верхнего конца перил; Никулин и Соболев осматривают бастион, выбирают путь и начинают обработку, Кузя инвентаризует и сортирует продукты, сам он выбирает путь с двойкой и снимает кино (мы взяли с собой кинокамеру «Красногорск» и чуть ли не километр 16-ти миллиметровой кинопленки и фото для последующей демонстрации и выбивания денег из Центрального Совета, я пока свободен).
Около десяти все разошлись по своим делам, а я начал спасать развешенные на просушку вещи от душа: по скалам потекли сначала небольшие струйки, потом побежали ручейки, с карниза падает водопад, а ветер швыряет воду везде; на палатки течёт особенно сильно и около двенадцати пришлось накрывать их плёнкой, так как по швам начало протекать. Погода потихоньку портится, сквозь нас проплывают облака, иногда туман задерживается надолго, совершенно меняя перспективу, приглушая звуки, искажая расстояние. Трижды за несколько часов мы нервно вздрагивали из-за небольших лавинок, проносящихся по воздуху над нами (спасает карниз).
Долго для всех было непонятно, где же подниматься на бастион. Наш защитный карниз расположен в центре, справа и слева от него скалы, отвесные снизу, выше нависают множеством мелких каменных карнизов - выступов. По левой и центральной части подниматься нельзя - сметут лавинки, сползающие откуда-то сверху неподалёку. Только к 12 Миша и Серёжа вместе с Хацем выбирают безопасный путь по правой части бастиона, по сухим скалам. Лавины обходят этот участок стороной, плюхаются в снег, опоясывающий бастион полки метрах в 50. Скалы сложные: в восьми метрах над полкой нависает метровый карниз, выше крутизна скал сохраняется около 90°, потом идут несколько маленьких карнизиков и, наконец, в метрах 50 наверху дальнейший путь преграждает огромный карниз, метра с 4. Кажется есть обход слева, но снизу не разглядеть.
Никулин лезет, Соболев страхует, Игорь наблюдает и снимает кино, я ухожу к палаткам, намереваясь готовить еду и чуть отдохнуть под убаюкивающие звуки капели о палатку. Но через несколько минут Хац кричит мне:
«Миша, одевайся». Выхожу к нему и за углом бастиона встречаю Никулина, бледного, с гримасой боли на лице, идущего навстречу. Он поднялся метров на пять выше снега и забитый им деревянный клин, сделанный Серегой из древка старого ледоруба, вышел из трещины под весом тела на повешенной лесенке. Миша пролетел метра три, и от дальнейшего падения его удержал Соболев, ожегший себе, кстати, шею верёвкой. Дюралевый клин, забитым первым, выдержал рывок. Прежде чем лезть, я ещё раз просмотрел предполагаемый путь, прошёлся до конца полки в надежде найти что-нибудь попроще, но только напрасно вымок под душем - везде такие же сложные скалы, вдобавок мокрые, Постепенно увлекаясь, я работал с половины третьего до половины седьмого, метр за метром уходя вверх, иногда свободным лазанием, иногда на лесенках. Хорошо пригодились сделанные Соболевым деревянные клинья, березовые или буковые. Но выколотить клинья обратно - проблема, а берёзовые после трехкратного использования годятся только на выброс, растрескиваются только на щепки. Хац прохаживался внизу и снимал "Красногорском" во время прохождения нижнего карниза. Увы у кинокамеры испортился экспонометр и пленка здесь получилась чересчур светлой, чтобы на ней можно было хоть что-то понять. Забил за те четыре часа, что лез, около 25 крючьев. При преодолении одного из маленьких карнизов испытал противное чувство страха, когда навесив лесенку на забитый в карниз клин и нагрузив её, увидел, что клин медленно выворачивается из трещины, как будто поддетый рычагом силы тяжести. Поспешно я снял нагрузку с лесенки; более подходящего средства, чтобы использовать расщелину, у меня не было и, посматривая на не слишком надёжный крюк, на которых теперь висела лесенка я стал лихорадочно долбить в камне карниза дырку для шлямбурного крюка. От тысячи ударов рука налилась непомерной тяжестью, но всё-таки удалось без перерыва для отдыха забить крюк и продеть верёвку. После этого я несколько минут отдыхал, восстанавливал работоспособность, удовлетворённо посматривая вниз и оценивая пройденное расстояние. Пошел дождь и теперь использовать шлямбурные крючья стало проблематичным - в мокрой скале дырку с продувкой накапливающейся пыли не выдолбить, а свой самодельный скребок, чтобы вычищать из дырки грязь (а не пыль), я забыл в палатке. Работал до тех пор, пока не затошнило от голода и не замедлился темп движения.
Спустился по одной из двух верёвок с которыми работал, а по второй на смену мне поднялся Игорь, чтобы использовать все светлое время. Серёга внизу встретил с фляжкой чая, колбасой, сахаром, сухарями и слегка обиделся, когда я сказал, что поем лучше в палатке. Там Волков подогрел на примусе суп - вкусно. Чай с колбаской - не хуже. Кайф.
Сейчас 19:45. Хац ещё на стене. Кузя и Соболев страхуют его (Кузя наверное как всегда оказывает моральную поддержку - непонятно зачем вдвоём стоять на страховке). Никулин спит, Волков читает журнал "Наука и жизнь", который я захватил с собой. Вместо дождя из облаков, проходящих сквозь нас, сыплет крупа.
Заботит группа наших наблюдателей. Они сегодня проходят траверс Гульбы, 3А категории трудности. На вершине были рано, в 9 часов, а спуститься до сих пор не могут; долго блуждали в тумане, а когда появилась видимость, не могли сориентироваться и уйти со стен, на которые вылезли. Игорь видит их в бинокль и по рации корректирует движение. Плохо то, что они не взяли с собой палатку и в случае вынужденной ночёвки могут поморозиться. Только в сумерках они подошли к кулуару, ведущему на ледник, и уже в темноте спустились по снегу на морену. К 21-му у нас все собрались в палатке. Игорь начал обходить карниз справа, говорит там лучше идётся, прошёл с десяток метров дальше, чем добрался я, всего прошли за день метров 50 (после спрямления верёвок).

20.07.73. Ночь казалась тёплой из-за звуков капели, но снаружи, когда мы в 6 начали вылезать для утреннего туалета, отнюдь не Сочи - сильный ветер, клочья облаков несутся снизу вверх; водичка, слегка струящаяся по скалам сверху прихвачена ледком. Позавтракали картофельным пюре со свининой, чаем с печеньем, крекером с ложечкой чёрной икры. На выход Кузя выдал несколько черносливин, горстку арахиса и по полпачки пористого шоколада - жить можно. Наверх, Хац погнал меня (лезть) и Волкова (страховать). Быстро добрался до конца навешенной верёвки. Обход карниза ещё далеко не закончен, надо метров 5 траверсировать вправо под нависающим козырьком, а потом попытаться двигаться вверх. С карниза висят сосульки; капает вода, порывы ветра доносят брызги из соседнего душа, скалы холодные и мокрые, работать крайне неприятно, стынут пальцы на руках. Передвигаться можно только на лесенках, да и то - найти место, чтобы забить крюк, весьма непросто. Крикнул вниз относительно пересылки мне дюралевой площадки - Витя сообщил об этом в палатку Игорю, оттуда принесли и привязали площадку к транспортировочной сетке репшнура, а я втянул к себе это изделие.
Работать стоя на площадке значительно легче, чем на лесенках, но надо, чтобы крюк, на котором висит площадка, был забит надёжно. Бью один титановый горизонтальный крюк в трещину между карнизом и вертикальной стеной, затем другой, и перевешивая лесенки и площадку перемещаюсь на полтора метра вправо. Трещина сошла на нет. До расщелины, рассекающей карниз ещё правее мне не дотянуться, вынужден использовать шлямбур. Как и вчера, едва успел я забить надежный расширяющийся крюк, брызги воды смочили скалу (и меня заодно). Ещё один шаг вправо и я смогу использовать расщелину в карнизе, выступающем здесь не более чем на метр. Холодный ветер снизу забиваясь под штормовку неприятно леденит потную спину, надо затянуть нижний шнур штормовки. Один клин, забитый в расщелину, пожалуй не выдержит меня, поэтому бью два, разделенные полуметром, связываю их, уменьшая вырывающее усилие и вешаю площадку. Прежде, чем перебраться на неё, отдыхаю и одновременно размышляю, как действовать дальше. Пожалуй, хватит траверсировать, пора вверх. Усаживаюсь на площадку (встать невозможно) и забиваю, вытянувшись и прогнувшись так, что напряглись все мышцы на ногах, животе, спине, шее, очередной клин уже выше карниза. Вешаю лесенку на него и теперь я могу встать, используя для одной ноги площадку, а для другой лесенку. Сразу же заколачиваю вертикальный крюк в сузившуюся теперь расщелину, выше своей головы, вешаю вторую лесенку и после этого долго сижу отдыхая на площадке, унимая дрожь в мышцах всего тела, выводя пальцы из судорожного состояния, восстанавливая дыхание, успокаивая бешено бьющееся сердце. Дальше пошло полегче, да вот беда - невозможно продёрнуть верёвку из-за множества перегибов, слишком большое трение.
По второй верёвке, которую я жестко закрепил на одном из нижних крючьев, лезет сейчас Серёга, выбивая все промежуточные крючья. Как обычно, пыхтит, словно паровоз, называя это гипервентиляцией лёгких. По моей просьбе он слегка продёрнул мою рабочую верёвку в том месте, где находился, а я выбрал несколько метров к себе и медленно ползу выше. Серёга заторопился, чтобы поскорее освободить свою верёвку и дать мне её, потерял рукавицу, сломал абалаз, и теперь спрашивает что делать.
«Используй схватывающий узел вместо абалаза» - советую ему - «осталось недалеко». Наконец он добирается до конца своей верёвки и пересаживается на мою, а его верёвку я вытягиваю к себе на репшнуре. Порядок. Он ушел вниз, я продолжаю подниматься.
В общем, работал с 8 до 14:30, прошел сложную часть и увидел логичный путь длиной около двадцати метров (скалы крутизной 70°), выводящий к удобной и широкой снежной полке. Из-за карниза по заледеневшим скалам, потерялась чувствительность в кончиках пальцев. Крикнул об этом Игорю, а он ответил, чтобы я спускался, а он сменит меня. Через полчаса я стоял около страховавших Кузи и Волкова, а Игорь подходил к месту работы на стене. К 6 вечера он вылез на снег. Бастион пройден и завтра надо перебазироваться. Предстоит подъём по перилам, вытягивание рюкзаков, подготовка площадок и другие бивуачные хлопоты.

21.07.73. Всю ночь гремела гроза, сыпал снег, трепал ветер, палатка заледенела. К утру погода не улучшилась, на всех оттяжках висят гроздья льда и снега, то же самое и на перильных веревках, Игорь предлагает, несмотря на весьма плохие условия, после завтрака лезть по перилам наверх бастиона, навесить сотку для вытяжки рюкзаков прямо от палаток и начинать перенос бивуака. Все понимают, что так надо и не возражают.
Зажгли примус в 5:20, поставили чайник, сразу по скатам палатки потекли струйки воды и я занимаюсь тем, что непрерывно протираю верх палатки и отжимаю тряпку в кружку. Кузя долго достаёт из продуктовых рюкзаков снаружи питание на утро - все заледенело под нашим карнизом и забито снегом. У нас используется, неразумная на мой взгляд, тактическая новинка, предложенная, вроде бы Никулиным и Кузнецовым, одобренная Игорем: весь груз распределён по семи рюкзакам, в трёх из них лежат продукты, в двух - снаряжение и в двух - личные вещи всех. Идея в том, что сразу ясно где что лежит. Я возражал против этой новинки, но не слишком категорично, и система пока продолжает действовать. Неудобство состоит в том, что личные вещи троих однопалаточников лежат в одном рюкзаке, один рюкзак не может находиться сразу в трех местах во время движения группы и приходится то одному, то другому искать этот рюкзак, чтобы сменить или убрать одежду, взять кружку и т.д. Кроме того, продуктовые рюкзаки не участвуют в утеплении палатки снизу - у нас только один рюкзак подстелен. Живем мы просторно, по три человека, и всё, что у нас есть, без труда можно было бы разместить внутри. Через пару дней, когда продуктов поубавится, надо будет вновь вернуться к традиционной укладке рюкзаков.
После завтрака Игорь прогулялся к перильным веревкам, убедился, что лезть невозможно (видимость всего метров 10, абалазы и схватывающие узлы не держат на ледяной сосульке в которую превратились веревки) и распорядился ждать потепления и улучшения погоды. В своей палатке они затеяли преферанс, и наша троица, Серёга, Витя и я, попытались для начала улучшить погоду заклинаниями. Серёга, сын академика Соболева, клянётся, что во время его проживания в Новосибирске, он не раз с успехом использовал этот метод. Надо только 100 раз хорошо повторить определенное четверостишие (оно не очень пристойно, чтобы цитировать, и, что главное, всё-таки не очень действенно). Мы начали, было, декламировать стихи, довели счет до пятидесяти, но Витя испортил дело, ввернув свою импровизацию. После этого пропала вся надежда, а снаружи началась катавасия: молнии бьют метрах в 100 от нас (боимся, что верёвки спалит), крупа чуть ли не прошибает палатку, от ветра, кажется, трясется гора. Проблемой стало выползти наружу по надобности: если чуть-чуть приподнять отстегнутый полог, врываются целые тучи снега. Да и без того снежная пыль понемногу проходит внутрь через мельчайшие отверстия. Серёгин спальник уже промок насквозь (из-за его же разгильдяйства: не собирал тряпкой воду сверху, не накрывал сбоку и в ногах плащом). Как только выключили примус вода на палатке внутри превратилась в лёд - и это обещанная Хацем тёплая южная стена.
Темы нашего трёпа - самые разнообразные. Хорош или плох памятник Курчатову напротив главного входа в институт Атомной энергии? (Сошлись, что плох, чересчур традиционен, ничего связывающего великого человека с его делом; у каждого свои предложения). Почему помещения на работе опечатываются перед седьмым ноября и никогда - перед Новым годом? (Серёга выдвинул предположение, что причина кроется в истории, когда в 30-е годы предполагали, что все диверсии классовых врагов будут приурочиваться к революционным датам). Какое меню у каждого на завтрак? (Как выяснилось, разница невелика - интеллигенция). Почему у Кузи такой апломб и вера в непререкаемость его суждений? (Наверное потому, что он в течение многих лет был парторгом в своей лаборатории и привык к власти и высокому значению слова, неважно верно оно или нет). Как лучше решить проблему отправления физиологических потребностей во время стенного восхождения в непогоду? (Каждый рассказал о своём опыте в этом деле и внёс предложения). Как работают синхронный и асинхронный электрические двигатели? (Это вопрос Вити. Мы с Серёгой долго просвещали его, а заодно и сами просвещались).
После девяти вечера метель кончилась, ветер утих, палатки окружил холодный плотный туман. Картёжники расписали три пули, мы обсудили массу проблем, перекусили (Кузя начал экономить еду и в животе сосёт) и залегли спать. Даже в пуховых спальных мешках не жарко (скорее наоборот) и мы жмёмся к центру палатки, которую мы тщательно протерли, подсушили примусом.

22.07.73. Разбудил довольный голос Серёги: «Ребята, снаружи синее небо, все облака внизу». Сразу все засуетились (особенно Витя, очень активный на бивуаках). После завтрака Кузя в ответ на мою просьбу дать питание по карманам на рабочий день, заявил, что не выдаёт ничего, т.к. скоро соберёмся наверху и там вместе пообедаем. Общими усилиями с трудом выжали из него по восемь черносливин на человека.
Первым по перилам начал движение Соболев, но из-за сломанного абалаза, он был вынужден лезть со схватывающим узлом, т.к. узел Бахмана у него не получился. Чтобы подняться по двум пятидесяткам (одна использована лишь наполовину) он затратил больше двух часов. По сотке обошли его и я и Хац и ещё долго ждали их с Волковым, чтобы помогли тянуть нам вдвоём рюкзаки, Игорь вышел из себя:
«Пять часов на то, чтобы снять пару веревок; новички сделали бы быстрее».
Нашу сотку мы быстро вытащили, перебросили так, чтобы конец её упал рядом с палатками и приготовились вытягивать, но Никулин и Кузя, которые внизу должны были привязывать рюкзаки, словно испарились. Полчаса мы бездействовали, лишь иногда безответно кричали: «Леша! Миша!» Когда Серёга, у которого была рация, подошёл поближе, Игорь попросил его включить "Виталку" и засвистел в свисток - по этому сигналу Никулин внизу должен был выйти на связь по второй рации. Ничего путного не получилось. Как выяснилось позднее у Кузи ещё не было готово ни одного рюкзака, а Миша принял эхо наших криков за голоса и кинулся совсем не туда, куда надо. Когда же он по свистку включил свою рацию, то ничего кроме "раз, два, три" не услышал, т.к. Серёге вздумалось в это время заняться проверкой работоспособности "Виталки". Но в конце концов неурядицы кончились и снизу поступил сигнал "тяните".
Четыре рюкзака мы с Игорем подняли, вдвоём, потом подоспели на помощь ещё двое. На втором рюкзаке чуть не убило Мишу Никулина. По снегу он отошёл от стены так, чтобы видеть нас наверху и в это время рюкзак выворотил из-под одного из карнизов здоровенный камень, полетевший прямо на Мишу. Тот бросился к стене под защиту карниза, где раньше стояли палатки, но поскользнулся на крутом склоне, упал и распластавшись поехал вместе со снегом вниз к отвесу, откуда мы вылезали несколько дней назад, отчаянно пытаясь встать и уйти в сторону. Камень упал в метре от него. Позднее он рассказывал о переживаниях: отчаяние бессилия и ужас вытеснили все другие ощущения.