Мы присоединились к ним через час, а Рик и Чак пришли ещё часом позже. Впервые за всё время восхождения для отставших был приготовлен чай: вскипятила группа Ефимова. Его четверка настроена очень доброжелательно ко всем, наши не скрывают своего раздражения по отношению к Рику, а заодно и к нам с Валерием, постоянно намекая на то, что мы тормозим движение. Но сейчас нет ни малейшей необходимости торопиться. Практически никто не может помешать нам к вечеру дойти не торопясь до лагеря "4600". Говорю об этом Дайнюсу и, кажется, только усиливаю его недовольство.
Четверка Ефимова первой продолжила спуск. Они предполагают идти по леднику, так, как шел Абалаков, а не по скалам с другой стороны контрфорса, как поднимались мы четверо суток назад. И это верно: спуск по леднику займет в несколько раз меньше времени, чем по скалам, при одинаковой степени риска. Четвёрка Бычкова постояла некоторое время в раздумье, посмотрела на спуск Ефимова и двинулась в противоположную сторону к скалам, не оставив нам никаких указаний. Ну а мы без всяких колебаний пошли по следам Ефимова, сначала по крутому снежно-ледовому склону, а потом по довольно ровному леднику. Через час быстрого спуска почти бегом, мы стояли у основания контрфорса Абалакова, разделенные с лагерем "4600" лишь одной из ветвей Бивачного. Правда этот час был наполнен ощущением опасности. Висячих ледников оказалось 3: самый верхний и опасный, который мы наблюдали весь подъём, занимая зону 6000-6300, 2-ой начинался рядом с маршрутом Буданова на высоте около 5400, третий, самый нижний нависал недалеко от контрфорса на уровне 5200 м. Свались с одного из этих ледников достаточно большая глыба, и нам пришлось бы туго. Именно здесь несколько лет назад были убиты двое наших альпинистов: они наблюдали за маршрутом Буданова, когда осколки от сорвавшейся ледяной громады буквально прострелили весь ледник. Пока мы шли в лагерь, я от нечего делать подсчитал. Такая глыба в наших условиях валится не чаще, чем раз в 2-3 недели, т.е. за один час нашего пребывания под ледопадами вероятность падения составляет около 1/500 т.е. 0,2%. Специалисты оценивают степень риска в высотном альпинизме, как 0,05%. Значит мы рисковали в течение одного часа всего лишь в 4 раза сильнее, чем в среднем за четверо суток восхождения.
Когда мы пересекали Бивачный, Алмазов заявил, что я веду неправильно и идти надо совсем не так, не в ту сторону. Я не мог с ним согласиться, и после спора он ушел один туда куда считал правильным и пришел в лагерь "4600" часом позже нашего прихода, злой и грязный. Ефимовская четвёрка пришла часом раньше нашей тройки и Сергей, заметивший отсутствие Алмазова, довольно злым тоном заявил, чтобы я искал себе попутчика идти на поиски своего друга. Мне пришлось отвечать извиняюще и успокаивающе, что поиски преждевременны. Бычков со своими пришел полтора часа спустя нашего возвращения (хорошо хоть, что Алмазов объявился до прихода Бычкова), в сумерках. Вечером, перед сном выяснилось, что двойка Стив Хэкет - Карлос Бухлер ушла позавчера на пик Орджоникидзе с неопределенными планами и сроком возвращения. Кому-то надо будет ждать их.

02.08.78. Утром Бычков объявил, что ждать будут он, Чак, я и Алмазов. Я рад хоть немного задержаться, зная что, может быть, никогда впредь не попаду на это место. Остальные после завтрака (вчерашнего эльчибековского супа) ушли вниз с целью до вечера добраться до нашего базового лагеря "3700". Днём делать нечего и мы долго разговаривали с Чаком про альпинизм про жизнь. Он заметил, конечно, некоторые нелады между нами и четвёркой Бычкова, между мной и Алмазовым.
«Почему Валерий ушёл вчера в одиночку на леднике?» - спросил Чак.
«Может быть он искренне думал, что мы идем неправильно. Но скорее всего просто из-за своего излишнего самолюбия. Он любит первые роли во всем, а сейчас оказался на второй и начал делать глупости. Если хочешь, давай поговорим с ним».
«Нет, нет. Не надо».
«А ты, Чак скажи, было ли вам очень тяжело?»
«Мне нет, а Рику было нелегко».
«Почему? Ведь он отлично тренирован».
«Мне кажется, что он хорошо подготовлен как скалолаз. А здесь требовался совсем другой тип подготовки, другие нагрузки, совсем не те условия, что в низких горах. Но он старался и показал всё, на что способен».
Потом разговор коснулся его впечатлений о жизни в СССР и он спросил:
«Почему Советский Союз, такая богатая ресурсами страна, так бедно живет?»
«Что ты имеешь в виду?»
«У меня было мало возможностей, чтобы понять вашу жизнь, но и в Москве и в Душанбе бросаются в глаза непритязательные витрины магазинов, малый выбор товаров; много очередей за какой-то ерундой вроде винограда или ботинок».
«Мы богаты другим: обеспеченностью работой, дешёвым жильём, бесплатной медицинской помощью и образованием, уверенностью в будущем».
«Все это я понимаю, но почему вы производите меньше, чем вам надо, почему очереди?»
Я начал говорить о бедности дореволюционной России, о гражданской и Великой Отечественной войне, о страшных потерях; он слушал очень внимательно, мерно покачивая головой.
«А других причин ты не видишь? Современных причин».
«Есть, разумеется, и экономические причины».
«Какие?»
«Ну, например, у нас невозможен тот кнут безработицы, который с таким успехом действует в США, чтобы поднять уровень производительности труда». Он соглашался:
«Да, этот фактор дисциплинирует людей и действует, безотказно».
«Почему ты интересуешься такими далекими от альпинизма делами?» Чак пожал плечами:
«Мне понравилось у вас. Понравились почти все люди из экспедиции. В чём-то вы отличаетесь от нас в лучшую сторону. Мне бы хотелось понять вас. Я надолго запомню эту поездку».
Питаемся мы у Эльчибекова. Алмазов постоянно проводит время на кухне, помогая дежурным. Ему нравится заниматься кулинарией, а я лежу в палатке, вспоминаю и пишу в этой записной книжке.
К вечеру Бычков объявил, что если завтра двойка не спустится с пика Орджоникидзе, то хрен с ними. Мы уходим, а они пусть как хотят, не пропадут.
«Не пропадут, конечно» - согласился я с ним – «но вспомни, что они болели, продуктов у них почти нет, ледник они прошли всего один раз. И главное: мы, лично ты, отвечаем за успех экспедиции, а экспедиция ещё не кончилась». Он замолчал.

03.08.78 Думал с утра об Олеге Борисенке, жалел его. Ему три дня назад перебило руку камнем. Вечером первого августа он спустился в лагерь "4600", держался спокойно. С ним, почему-то, никого не осталось в лагере. Я предложил ему ночевать с ним в палатке, но он отказался. Попросил только помочь немного в туалете. Говорили с ним о судьбе в альпинизме.
(Сейчас, в конце августа 85 года в онкологической клинике я прочитал в журнале "Вокруг света" рассказ о восхождении тренеров-спасателей МАЛа на пик Победы. Среди покорителей пика были Олег Борисенок, Виктор Байбара, другие, хорошо знакомые ребята. А я две недели лежал пластом не в силах приподняться. Трое суток дышать мог только кислородом. Это - к слову о судьбе в альпинизме и судьбе вообще. Но пока - живу).
Вчера утром Олег медленно пошел с сопровождающим вниз по леднику. К счастью, вертолет, вызванный через метеостанцию на леднике Федченко, забрал Олега через полчаса после его прихода в базовый лагерь Эльчибекова "4000".
Бычков опять завёл разговор о двух засранцах американцах, заставляющих его ждать. И вообще, не американцы все они, а дерьмо, прислали чёрт знает кого к нам в горы, не могли получше выбрать. (Я не могу понять, чего это он так раскипятился). А Бычков продолжает: наша экспедиция - это, оказывается, всего лишь сборы по специальной подготовке по альпинизму, а американцы - это дело особое и нас совсем не касается, надоели они ему, потому что приходится нянчиться с ними, как с детьми. Пытаюсь возражать ему, но Толя упоен собой и лишь выговорившись замолкает. Ни меня, ни Алмазова, ни Чака он явно не желает слушать.
В 14 на склоне над лагерем появилась двойка: Стив и Карлос. Спустились очень усталые. Сказали, что ночевали на вершине, подстелив под собой палатку. Через два часа, когда они попили чаю и немного отдохнули, мы собрались в обратный путь. Очень тепло простились с Эльчибековым. Валерий подарил ему от нашего имени красиво выделанный рог для вина. Около пяти вечера вслед за Бычковым мы прошли по тропе, маркированной турами и заблудились на леднике среди сераков. Пошли дальше самостоятельно (нас двое и Толя с американцами) и нам пришлось ждать полчаса Бычкова на тропе, пока он преодолеет ледник. Американцы, недовольные лишним лазанием, неодобрительно поглядывали на своего гида. На тропе Стив начал отставать. У него очень тяжелое дыхание, но отдать рюкзак или разгрузить его, он упорно не желает. Идёт пошатываясь, задыхаясь и бормочет, что с ним всё в порядке. Уже в сумерках пересекли Бивачный у "ригеля" по направлению к лагерю "4000". Опять Толя заблудился и вылез не на ту перемычку между трещинами. Он упорно желает идти первым. В темноте это было неприятно, но навстречу нам спустился парень из экспедиции Эльчибекова, Стив, наконец-то отдал свой рюкзак и мы довольные выбрались на морену к лагерю. Гостеприимные ташкентцы (ребята, оставленные из-за болезни в базовом лагере) как всегда хорошо угостили нас и уложили спать.

04.08.78. Удалось выйти только около 11-ти. Сначала долго раскачивались все, потом - американцы. Почти сразу после выхода на ледник получилось так, что группы разделились. Я, и за мной все остальные, пошли чуть выше, траверсируя длинный ледовый склон, а Бычков предпочел сразу уйти в нижнюю часть того же склона. Наши пути должны были бы соединиться метров через 200-300, но американцы решительно сели отдохнуть (неясно случайно или нет), как только Бычков скрылся из вида. Сначала все блаженно балдели под нежарким ещё солнцем. Потом начались разговоры. Прямо перед ними возвышался пик ОГПУ.
«Миша, что такое ОГПУ? Советская тайная полиция?» - спросил, кажется, Стив. Я посмотрел на него и после недолгого размышления начал отвечать:
«После революции большинство царских чиновников отказались работать, отказались подчиняться новой власти, начался саботаж. Многие должностные лица, военные, отпущенные под честное слово, что они не будут выступать против революции, начали готовить заговоры. В больших городах грабили уголовные банды. Поэтому была создана специальная комиссия по борьбе с контрреволюцией, бандитизмом и саботажем. Членами отрядов этой комиссии стали многие рабочие и солдаты. Лет через пять, кажется, эта комиссия была переименована в ГПУ, а в конце двадцатых годов названа ОГПУ - Объединенным Государственным Политическим Управлением. Эта организация не является тайной, а в задачи её, насколько я могу судить по литературе, входила борьба с иностранными разведками, с басмачами здесь в Средней Азии, с активными противниками советской власти».
Закончив длинную тираду, я облегченно вздохнул. Но сразу же был задан следующий вопрос:
«А сейчас ОГПУ существует?»
«Нет».
«Какая организация сейчас ближе всего к ОГПУ по своим целям?»
«Наверное Комитет Государственной Безопасности».
«Что он делает?»
«На такой вопрос вам лучше бы ответил кто-нибудь из сотрудников комитета. Но недавно у нас в газетах печатались материалы об уличении одной американской туристки в шпионаже. Она оказалась сотрудницей ЦРУ. Приводился её диалог с американским дипломатом из посольства, в котором она регулярно употребляла выражения вроде "заткнись", "дерьмо". Так вот, раскрыли её люди из КГБ. Печатаются иногда сообщения об аресте советских граждан, уличённых в работе на иностранные разведки».
Переводя название КГБ я не мог вспомнить, как будет по английски слово "безопасность". Но мне быстро помог Карлос: "security"он наизусть знал, как на его языке звучит КГБ.
«Что на курсах Берлица уделяется особое внимание этой теме?» - спросил я Карлоса.
«Да, на одном из уроков мы изучали разные предложения в сочетании с милицией, КГБ, агентурой».
«И часто тебе приходилось использовать в Советском Союзе сведения из этого урока?»
«Пожалуй, сегодня впервые». Чак вмешался в наш диалог с Карлосом следующим вопросом:
«Правда ли, что начальники этого учреждения, как бы оно не называлось, менялись через год и расстреливались». Опять мне понадобилось несколько секунд, чтобы подобрать слова для ответа на английском:
«Последним из расстрелянных был Берия. Это случилось четверть века назад. Суди сам правда это или неправда».
«А до этого Берии?» На помощь мне пришел Алмазов, назвавший несколько начальников ВЧК-ОГПУ после Дзержинского. Мы сошлись на том, что кроме Берии был «В среднем эти печальные события случались реже, чем в США убивали президентов или министров». Чак утвердительно - вопросительно покачал головой и спросил:
«А у нас в экспедиции есть кто-то выполняющий обязанности сотрудника КГБ?» Отвечаю:
«У нас, Чак (весь советский состав - это альпинисты. У всех нас есть свои профессии и я тебя уверяю, никто из нас не служит в КГБ. А вот в вашей шестёрке, есть Рейли, который совсем не рвётся на восхождение. Мне, кажется, что на отъезд в Душанбе у него было оснований меньше, чем у Стива или Карлоса. И после возвращения сюда он, в отличие от Стива и Карлоса, не покинул базового лагеря, чтобы покорить вершину. Значит ли это, что Рейли Мосс выполняет обязанности сотрудника ЦРУ?»
«Ничего не могу тебе сказать об этом. Я познакомился с ним незадолго до отъезда сюда».
«А сам ты не связан с ЦРУ?»
«Ну тут могу сказать вполне определенно, что нет». Стив с Карлосом рассмеялись и заявили, что и они не связаны.
В таком духе мы разговаривали минут 40, Не хотелось прерывать острого, но в общем, беззлобного обмена сведениями из истории двух стран посередине первобытного хаоса льда и камня. Они были убеждены, что КГБ - это нехорошая организация, ограничивающая свободы советских граждан. Мы постарались поколебать эти их утверждения и попытались показать, что ЦРУ - очень нехорошая организация, устраивающая заговоры и убийства (Лумумба), отравляющая растения, животных и людей (на Кубе). Под увесистыми рюкзаками разговоры стихли и вновь возникли часа через полтора, на следующем привале. Хорошо это или плохо, что наркотики у нас запрещены, а у них марихуана распространяется практически без ограничений? Все согласились, что надо охранять здоровье народа и лучше наркотики запрещать. Какие американские кинофильмы смотрели мы и какие советские - они? Мы назвали почти десяток, они - ни одного. Хорошо ли, что в Штатах начали создавать явно антисоветские фильмы? (Карлос назвал один только: комедию "Русские идут"). Все согласились, что плохо. Какой футбол лучше европейский или американский? Как называются наши и их спортивные общества? (Им очень понравилось название "Спартак"). Кто финансирует спорт? Насколько силен военно-промышленный комплекс в США? Сильнее ли ВПК, чем президент? Каких только тем мы не коснулись во время нашего возвращения! И конечно, мы говорили о женщинах. Они считают, что русские женщины красивее их и это - не дань вежливости, а факт. Сейчас, когда основная цель экспедиции достигнута, они постараются уделить больше внимания советской прекрасной половине общества и хотят скорее добраться до Душанбе.
«Но тогда, что же мы здесь сидим? Пора в путь». Пошли дальше. И тут начал выступать Валерий: я веду неправильно, давно надо бы поворачивать к базовому лагерю, я потерял ориентировку. Возразил ему, что вполне уверен в правильности пути и показал несколько ориентиров. Но, как оказалось, совсем не убедил Алмазова, потому что метров через 200-300 он исчез, ушел куда-то в сторону тихо и незаметно (он шёл замыкающим и никто из остальных не заметил его ухода).
Дурной пример заразителен: перед самым выходом на морену у лагеря Карлосу захотелось идти по своему и мы вынуждены были ждать пока он вылезет из лабиринта трещин. Сидя на высокой морене мы могли наблюдать, как в базовом лагере доедают второе блюдо от обеда и одновременно наставлять на истинный путь Карлоса, которому потребовалось полчаса, чтобы вернуться и по нормальному пути выйти к нам.
Алмазов появился час спустя после нашего прихода. Мы допивали компот. Валерий был грязен, мокр, от него слегка попахивало дерьмом, т.к. он вылезал с ледника, по его словам, в зоне наших туалетов, не разбирая куда наступает на морене. Когда он переоделся, поел и отдохнул я подошел к нему.
«Зачем ты делаешь эти фокусы? Ты видел, как на тебя смотрел Бычков? Ведь твои уходы в одиночку будут обращены против нас на разборе. Макаускас и Байбара настроены против нас вместе с начальством».
«А зачем ты вел неправильно по леднику?» Я ошеломлен:
«Ты считаешь, что шёл правильно ты?»
«Конечно». Дальше разговаривать не имело смысла. Валерий не шутил, был совершенно серьёзен. Мне ясно, что он валяет дурака, но спорить с ним и в чём-то убеждать нет ни малейшего желания. Проматерившись про себя я ушел к себе в палатку.
Вечером - банкет по поводу успешного восхождения. Выпить и поговорить по душам, когда дело сделано, всегда приятно, но разговора не только "по душам", но практически никакого, ни у кого не получилось. Было скучно и грустно. Хотел пульнуть своей ракетой, но воспротивился Ефимов: красную ракету могут принять за сигнал тревоги, даже если направить её в склон. Соорудили костёр из остатков упаковки и долго молча смотрели в высокое пламя. Ни песен, ни гитары. Вспомнил прошлое и не в первый раз подумал, что никогда (nevermore - как у Эдгара По) не будет такой команды, такого ощутимого чувства любви и единства с друзьями, как в 70-72 годах, что пора кончать с серьёзным альпинизмом, что осталась привычка вместо былого вдохновения.

05.08.78. Мы с Алмазовым назначены дежурными. Поднялись в 6:30. Валерий перемыл всю посуду, а я присоединился чуть позже готовить завтрак. Все ждут вертолёта и не торопясь таскают грузы на километр ниже к лагерю Чуновкина. Вчера было решено демонтировать кухню в последнюю очередь, после отлёта вертолёта вниз первым рейсом, а сегодня начальство неожиданно распорядилось переносить вниз весь лагерь. На мой взгляд - это преждевременно, т.к. шансов на вертолёт в ближайшие сутки нет никаких, а внизу вместо нашей травки - пыль и грязь. Тем не менее за три часа перенесли всё. В одном из рейсов по переноске грузов мы с Риком остановились у большого камня и начали лазить: он просто фантастический скалолаз, никого из наших ребят нельзя сравнивать с ним; цепляется кончиками пальцев за малейшие неровности камня и держится на трении на почти отвесной скале. Конечно, резина его скальных туфель лучше, чем на моих кедах.
Рассказал ему о международном лагере "Кавказ": там можно лазить по хорошему граниту на красивые горы, а не таким развалюхам, как здесь. И стоимость путёвки сравнительно невелика. Если у него будет напарник, то в двойке они смогут покорить Ушбу и Чатын, подняться на красивейший Эльбрус. Рик загорелся идеей "Кавказа" и сказал, что никто из них не знал о такой возможности. Это - вина руководства Американского Альпийского Клуба, т.к. дирекция наших международных лагерей посылала в США соответствующие приглашения.
Незадолго до обеденного времени Ефимов назначил разбор восхождений. Перед этим они очень долго сидели вместе с Байбарой и Макаускасом на месте старого лагеря.
Разбор проходил, естественно, без участия американцев. Сначала говорили о восхождении группы Ефимова по контрфорсу Воронина. У них всё было гладко, хотя не обошлось без Ч.П. - срыва Душарина и потери им ледоруба на второй день подъёма. Все участники этой группы заочно упрекали Бэна в том, что он разгильдяй и много сыпал камней вниз, не разбираясь, есть под ним люди или нет. Но в общем, все было прекрасно. Потом начал рассказывать Бычков, номинальный руководитель группы из восьми человек. Он говорил долго и, к моему удивлению, больше половины времени у него заняли обвинения в наш с Алмазовым адрес. Фактически это был рассказ не о восхождении, а о нашем "недостойном" поведении на восхождении и в течение всей экспедиции: о нашем постоянном опаздывании с выходом на маршрут, об индивидуализме и желании питаться отдельно; о том что американцев мы отделили от всех остальных и не давали с ними общаться; о том, что мы ни разу не топтали снег впереди, не прокладывали тропу и т.д.