Бедные женщины, не оказалось рядом с ними мужиков в нужное время. Хацкевич подавлен этой новостью ещё больше, чем вестью о гибели Мальцева. Эльвира обладала способностью превращать любое восхождение с ней в праздник. Умная, красивая, весёлая и душевная, как она ухитрялась сохранять своё обаяние в самых трудных переделках такого неженского спорта (если говорить о высшем уровне) как альпинизм. В прошлом году мы встретились с пятёркой женщин на южной вершине Ушбы: Эльвира руководила первой полностью женской группой покоряющей две вершины горы. Обе команды сразу изменились: у них исчезла ругань и взаимные претензии (пока они не видели нас, из тумана доносился их разговор на повышенных тонах), у нас пропала усталость, все подтянулись, появилось желание заботиться о более слабых. Они угощали нас сладостями, мы их – жареным мясом (мы, конечно, объедали их со своим аппетитом). Ветер трепал палатки, снаружи – холод, снег, туман; внутри – тепло, уют, теснота стала комфортом. Разговоры, рассказы, быль и небыль вперемежку, до поздней ночи, а потом спуск по стенам и гребням Ушбы. Ребята из Днепра консультируются у нас по прохождению ледопада и уходят. Мы трогаемся вниз. Миша Никулин тащится сзади и охает непрерывно, мы с Рябовым переносим боль обморожений спокойнее и не ноем.
В 19:00 выходим прямо над лагерем на маленький перевал и ложимся отдыхать, ещё 30 минут и мы дома. Хац начинает разговор со мной, как бы посчитать наше восхождение за высотное и всё-таки участвовать в первенстве СССР (раз уж в классе траверсов не получилось). Его доводы: сделано сложное восхождение по стене. Жаль терять такой хороший шанс на призовое место, тем более, что команда Эльчибекова, штурмующая восточный склон пика Корженевской сошла с маршрута из-за ледового обвала, а мы сошли вынужденно. Молчу, потом говорю, что мы потерпели поражение и незачем суетиться по мелочам. Игорь говорит не торопясь, выбирая слова, аргументирует свое предложение большими возможностями для развития альпинизма в ЦС, если у нас будет хоть какой-то успех, а не провал экспедиции.
Через полчаса мы встречаемся с ребятами, вышедшими из палаток базового лагеря нам навстречу. Кузя пытается забрать у каждого из нас рюкзак - никто не даёт. От лагеря остался только полог от большой палатки служивший нам кухней - всё остальное эвакуировано в Джиргиталь, и немного памирок - серебрянок. Строимся, рапортуем и без приветствий снимаем рюкзаки. Не чувствую никакой радости по поводу завершения восхождения, только небольшое облегчение - мытарства кончились. Ноги заболели несравненно сильнее, стоило только снять ботинки. Пальцы чёрные, полно волдырей и лопнувших и целых. Переобуться не во что - всё увезено. Бинтуюсь. Саша Моисеев предлагает свой вибрам, но эти ботинки тесны и ноги мучают ещё сильнее, чем в триконях. Ужинать ведут в апартаменты "Мехната? Сам Эльчибеков тоже здесь, высокий и сильный мужчина с красивым и грубым лицом, смесь узбекской, татарской, русской крови. Очень радушен - любое наше желание быстро выполняется. Недели 3-4 назад Хац предупреждал, чтобы заброску у пика "Четырёх" мы прятали получше, потом что "эльчибековская шантрапа не моргнёт глазом и всё разворует". У меня после коротких встреч с ребятами сложилось очень хорошее впечатление о них, и сейчас оно подтверждается. Распили бутылку водки, но пошло очень плохо (против обыкновения) - нет никакого желания. Ночью почти не спал: боль в ногах, хаос и мешанина мыслей в голове, воспоминания, вопросы, на которые не может быть ответов, переоценка критериев и их возвращение.

12.08.74. С утра - разговор с Эльчибековым об экспедиции, у них тоже полная неудача, о снаряжении. Часть их народа обута в польский тройной вибрам. Как говорит Вадим, он во время поездки в Польшу продал свой "Москвич" и приобрёл 20 пар ботинок и много другого барахла (пуховики, спальные мешки) - прямой обмен: машина - снаряжение. Сварил для нас кофе. Сидели вчетвером: Хацкевич, Орлов, Алмазов и я, и кейфовали, хрустели картофельным фри, запивая натуральным кофе "Арабика". Не заметили как прилетел вертолёт и, когда за нами прибежали, понеслись (а я поковылял) чтобы успеть забраться во взлетающую машину. Задние ворота у МИ-8 сняты. Сверху Корженева на редкость красива, островерхая с черной теневой нашей стенкой и белым облаком, прицепившимся к вершине.
В Джиргитале - грустная встреча со свердловчанами. Кэн рассказал обстоятельства гибели Мальцева: он пошёл по перильной верёвке выбивать промежуточные крючья, спрямлять изгиб перил. Соловьёв был метрах в двадцати ниже. Последнее, что слышал Кэн, это слова Валеры, что-то вроде "Ах, пала" и он пролетел мимо Кэна, ударился ниже, метрах в тридцати и дальше падал уже, похоже, без сознания. О том, что стало причиной падения можно только гадать. Может быть он допустил какую-нибудь оплошность из-за усталости - это было на следующий день после пика непогоды; может быть вылетел крюк во время попытки Валеры спрямить верёвку - никто из ребят не может сказать определённо. Нашли его ниже бергшрунда Миронов и Маша Лапшина, лидеры головного транспортировочного отряда, страшно торопив¬шиеся вверх с тщетной надеждой на чудо, на то, что он жив. Но чудес не бывает. Он был сильно изуродован. Из базового лагеря его переправили в Джиргиталь и сразу в Душанбе; сейчас лежит там в морге. Кэн показал последнее фото Мальцева, сделанные на сборах в Дугобе в мае: стоит весёлый и улыбающийся. При взгляде на него, я не выдержал, непроизвольно полились слёзы. (Не помню с детских лет этого), отошёл, рухнул и долго лежал уткнувшись лицом в спальник.
В чайхане вечером долго пили чай, но какая бездна до того блаженства, о котором говорили с Никулиным во время пути к вершине после ночёвки на 7100. Просто наливались водой, машинально, без каких-либо эмоций.
Вечером уральцы устроили поминки. Обжираловка, откуда что взялось: икра и кальмары, шпроты и крабы. Гена Яковлев, бывало, так отлично пел любимые песни. Синильга - она была нашим гимном три года назад, таёжная и болотная богиня, взмывшая вдруг в поднебесье гор. Побывала она и в парной бане, где мы плясали поддавшие и голые после спуска с горы в "Джайлыке" в 71-м, команда будущих чемпионов, проложившая своё первопрохождение. Договорились о сборе денег на мемориальную доску и памятник на могилу Валере. Сидели до трёх ночи, долго и обо всём говорили с Жекой.

13.08.74. С утра разбираем снаряжение, привезённое из местных коллекти¬вов. Сходили три инвалида в больницу: у всех обморожение второй степени. У меня и Рябова довольно обширное на ступнях, у Никулина на пальцах рук, а на ноге - ничего. Никуда не хочется идти и никого не хочется видеть.

14.08.74. Душанбе. Пошёл в морг к Валере. Долго добивался чтобы пустили. Несколько минут разглядывал его сильно изуродованное, приплюснутое, в кровоподтёках лицо. Подержал за руку. Санитарка скоро выгнала, сказав, что нельзя расхолаживать камеру. Шутит, тётка, привыкла ко всему, говорит, "сделали красавца из твоего друга, а был хуже". На улице мёртвое лицо сразу исчезло из памяти и встало живое, знакомое до последних чёрточек лицо спокойно лежащего старого друга. На улице взвесился - 61 кг. Было перед выходом на гору 69 кг. Хац говорит, что потерял 12 кг. Живём в гостинице под трибунами стадиона. Посчитали верёвки на стене: Хац на¬весил 12 верёвок, я - 9, Алмазов - 6. Забили около 180 крючьев, вместе с бивуачными - 200. Три верёвки - простые, не в счёт.

15.08.74. Уральцы улетели в Свердловск и увезли Валеру. Летом 70-го Валера ходил на Далар по маршруту Виктора Степанова, одного из наших учителей в "Джайлыке". На вершине их застала сильная непогода и хорошего пути спуска они не нашли. Начали спускаться напролом, вслепую на незнакомой горе, и их чуть не снесла лавина, пронёсшаяся мимо и ухнувшая куда-то очень далеко вниз. Вынуждены были вернуться к вершине; снова спуск и возвращение к вершине; кончились еда и бензин, но не туман и снег. Здесь-то во время поисков спуска, когда мимо пронеслась лавина, мелькнувшая призраком в тумане, Мальцев сказал свою фразу: «Надо вернуться живыми». В лагере за стаканами, когда он рассказал всё это, я рассмеялся и, наверное, обидел его, сказав, что в словах его высокомерие и мистика. Не понял, что были - искренность и желание жить.

16.08.74. Поздно вечером улетели в Москву.

Декабрь 1974 Несколько раз видел Валеру во сне, улыбающегося, веселого и удивляющегося, как это я мог подумать, что он умер - это ошибка. "Просто я поцарапался в падении, а потом съехал спокойно по снегу кулуара почти до цирка. Приезжай ко мне в Свердловск в гости".

Май 1976. Мемориал Валерия Мальцева на скалах "Семь братьев" в Свердловске. Крупнейшее соревнование по скалолазанию на Урале. Прежде, чем идти к месту соревнований, пришёл к Валере: большая вертикальная белая плита с выбитым золотым профилем горной цепи, верёвка и ледоруб, белый уральский мра¬мор. Положил свежие цветы и вновь стало перед глазами его живое лицо.

Некоторое время спустя.

На встрече Нового 1975 года, в Протвино, мы вспоминали с Алмазовым прошедшую экспедицию. Поскольку мы уже крепко выпили, я задал беспокоив¬ший меня вопрос:
«Почему ты не пошёл со мной на вершину за заброской?» Он посмотрел на меня прозрачными глазами и чётко выговаривая отдельные гласные звуки по слогам произнёс:
«Я струсил». Откровенность поразила, я умолк соображая, что ещё спросить и осознал, что спрашивать его больше незачем, и спросил себя, трусил ли я сам когда-нибудь вообще, и в горах в частности. Покопавшись в памяти вынужден был ответить "Да". В 70-м, во время подъёма на Кюкюртлю, крутой бок Эльбруса, с Хацем, Кузей и Жекой. Вулканические породы, из которых сложена гора, коварны: базальты прочны, но отслаиваются колонками, а туфы наоборот, мягки, и кусок туфа может легко отломиться под тяжестью тела, даже если этот кусок составлял одно целое со скалой. Поднимаясь по крутой туфовой скале я вообразил, что вся огромная плита, по которой я лез, может отломиться и вместе со мной рухнуть: на эту мысль меня навёл глухой звук ударов молотка по плите, характерный для непрочной отслаивающей большой массы камня. У меня выступил пот (не от физических усилий), вспомнилась семья и я пошёл вниз. Там я объяснил ребя¬там ситуацию и предложил для подъёма другой вариант, метрах в пяти правее, более сложный технически, но показавшийся мне безопасным.
«Может тебе почудилось насчёт плиты?» - усомнился Игорь. Я ответил, что это не исключено, но если первым полезу я, то только по новому пути. Нас подпирало время, надо было до темноты добраться до площадки, пригодной для ночёвки, и Игорь предложил пройти всё-таки там, откуда я отступил. Вызвался Жека и прошёл.
Конечно, трусость трусости рознь, но я понял Алмазова, сказав про себя: "С кем не бывает...", я подумал, что нас ещё соединит натянутая основная верёвка на горных склонах. И действительно, мы вместе поднимались на пик Ленина и пик Коммунизма. Альпинизм всё-таки ценен связями между людьми, а выяснение отношений между горой и человеком - это лишь фон. Горы - декорация, хотя и прекрасная, к разыгрываемым там драмам (а иногда и комедиям). Правда, декорация особая, помогающая действующему лицу понять свою роль, себя, без всяких декораций.
С Игорем мне удалось поговорить подробно только через пять лет, в июле 79-го года. Он с командой вернулся с очного первенства СССР в скальном классе, из Безенги, а я был в "Джайлыке" инструктором. Когда в домике кончилось застолье и начались песни, мы вышли подышать на крыльцо. Сначала я спрашивал, насколько успешно выступила команда, каков маршрут, кто лез первым и т.п. Потом разговор переключился на прошлое, вспомнили пик Корженевской, наш бросок на вершину и обратно, разговоры в пещере.
«Почему же вы нас с Юрой не встречали всё-таки?» Игорь задумался и сказал буквально следующее: «Такого со мной не было ни раньше, ни потом. Я не простил себе малодушия и всегда буду помнить эту историю. До сих пор не понимаю хода своих мыслей, свою слабость; я не могу объяснить тебе, почему усомнился в вас, почему никто не сигналил».
«Ну, а ошибки, которые мы тогда сделали, ты учитываешь в своих восхождениях сейчас?»
«Какие ошибки?»
«В подборе снаряжения, продовольствия и бензина, людей, в оценке маршрута, вообще в тактике»
«В тактике ошибок практически не было, разве что мелочи».
Этот последний, сколько-нибудь существенный разговор с Игорем Хацкевичем вспомнился мне спустя очередные пять лет, в августе 84-го года недалеко от нового "Джайлыка" (старый, лучший в Союзе лагерь, был снесён селем летом 83-го). Я вырвался в горы после двухлетнего перерыва, вызванного болезнью, чтобы проститься с родным лагерем, друзьями, альпинизмом, с горами, с тем, что более двадцати лет определяло жизненную линию.
Виктор Попов, начальник учебной части "Джайлыка" уже 15 лет, пригласил к мемориальному камню, огромному, размером с огромный дом. Две доски из нержавеющей стали прикреплены к камню недалеко друг от друга. Одна посвящена памяти Валеры Мальцева, на другой, где выбита падающая птица, написаны имена Хацкевича, Гены Полякова и Алексея Давыдова. Три года назад Игорь был похоронен на поляне Сулоева - в августе 30-го он, Давыдов и Поляков погибли на заключительной стадии восхождения на пик Москва: опять сложная стена, непогода, нехватка продуктов, бензина, сил.
Попов собрал инструкторов, чтобы помянуть ребят - это ежегодный ритуал, дань уважения тех, кто знал их и будет помнить всю оставшуюся жизнь. Мы выпили сами и поставили полные стаканы тем, кого вспоминали; говорили добрые слова об Игоре, бойце до последнего мгновения, Гене и Алексее, таких разных (одному было 39, другому 54) и всегда заботившихся друг о друге; я - о Валере, прекрасном человеке и альпинисте. Альпинизм - жестокий спорт. Много досок на камне ря¬дом с рекой Адыр-су. Много таких камней в ущельях Кавказа, рядом с Памирскими ледниками, среди сочной Тян-Шанской зелени.
С Аланом Адырхаевым мы вместе поднимались на гору почти всех новичков "Джайлыка", Тю-тю баши, по новому маршруту в команде, где капитаном был Игорь. Завершалась подготовка к восхождению сборной лагеря на Ушбу. Алан тогда, в 73-ем, не пошёл с командой - ему не понравилась нелюбовь Игоря к минимальному комфорту, который можно устроить, при желании, на стенных восхождениях. После возвращения с Тю-тю, он сказал, что лазить по горам в стиле "на износ" не в его манере, не позволяет больной желудок.
А сейчас на поминках, стоя рядом, он сказал мне, что судьба, жестокая к погибшим, благосклонна к их памяти.
«Что ты имеешь в виду?»- не понял я.
«Посмотри на мемориальные доски. Они будут напоминать о ребятах десятилетия, если не века. Такие же памятники стоят у ледника Москвина и рядом с Фортамбеком. Каждый год к ним приходят, и будут приходить сотни альпинистов новых поколений. Их будут помнить. А нас?»
«Что в горах останется от нас, отдавших горам многие годы, пусть не жизни. Кто будет помнить нас (тех, кому суждено умереть от болячек на больничной койке), и сколько времени? Немногие и недолго». Алан прав. Такова жизнь.

Кончились записи в книжке 74-го года. Следующая посвящена транспортировочным работам на пике Ленина: в 75-ом была организована специальная экспедиция для снятия погибших женщин. Эта книжка - грустная, и лучше я займусь 76-ым годом.
Володя Шатаев пригласил меня участвовать в советско-американской экспедиции по нескольким горным районам СССР. В 75-ом группа наших альпинистов ездила в США по приглашению Американского альпинистского клуба, а через год настало время ответного визита.
Как-то в гостях у меня дома, после ежегодного алъпинистско-туристского вечера в Доме учёных ИФВЭ, Володя спросил меня, не хочу ли я быть одним из двенадцати наших альпинистов в экспедиции.
«Нет, мы собирались с женой ехать в "Джайлык", я - инструктором, она - по путёвке».
И тут внезапно вмешалась супруга:
«В лагерь мы ещё успеем поехать, а возможность работать в горах с американцами не часто бывает. Соглашайся на предложение».
Такого, чтобы жена не возражала против моей поездки в горы до сих пор не бывало, и мне не оставалось ничего другого, как послушаться её.
Основной причиной приглашения было, наверное, знание мной языка и более близкое, чем ранее, знакомство на работах у пика Ленина год назад. Среди нашей дюжины вообще немало было ребят из прошлогодней экспедиции: Виктор Байбара, патологоанатом из Ленинграда, живой, весёлый и сильный парень; Дайнюс Макаускас из Каунаса, давний друг Шатаева, серьёзный, сосредоточенный, жилистый; Миша Коньков, москвич, здоровяк, любитель прихвастнуть и потрепаться о своих приключениях; Эдуард Липень, врач из Минска. Были и звёзды: Сергей Бершов - один из лучших скалолазов Союза - он произвёл большое впечатление на американцев год назад своей техникой и тем, что лазил в галошах; Слава Онищенко, выдающийся альпинист и скалолаз, партнёр Михаила Хергиани по многим восхождениям у нас и в Альпах, автор "русского варианта" классического пути на Гран-Жорас; Валентин Гракович - эта тройка звёзд была в США. Руководил мероприятием Шатаев - один из лучших организаторов экспедиций такого рода и очень сильный альпинист, государственный тренер спорткомитета СССР. Штатным переводчиком был Виктор Медведев, перворазрядник. Но одного человека, владеющего английским, явно недоставало, и моей обязанностью, помимо прочего, являлось облегчение контактов, смягчение трудностей языкового барьера, сглаживание конфликтов из-за неясностей в общении, и конечно, я хотел новых гор, новых знакомств, понять людей с другой половины Земли.
В начале июля передовая группа прилетела в Самарканд на базу альпинистского лагеря "Артучь". Часть людей осталась в Москве встречать гостей и должна появиться позднее непосредственно в лагере, в прекрасном районе Фанских гор. Здесь же на базе остановился Борис Тимофеевич Романов, руководитель многих сложнейших восхождений на Памире и Тянь-Шане (его именем названы пути на пики Корженевской, Хан-тенгри, Энгельса) - он будет работать инструктором в Артучи. Артучь - речка (женского рода) и поэтому лагерь тоже женского рода.
Два дня в Самарканде - редкая возможность познакомиться с древнейшим городом, разрушенным в давние времена Македонским, Чингиз-ханом, городом Тамерлана, с современным азиатским колоритом, европейской чистотой, обиталищем людей десятков национальностей, дружелюбным и открытым.

Заголовок книжки; 1976 год
Артучь, Ала-Арча, Домбай, Узункол.
Поездка совместно с альпинистами США.

04.07.76. 10:15 Самарканд. Только что открылся книжный магазин возле базара. Толпа детей, человек 40-50, в возрасте от 9 до 17-ти лет окружила большой прилавок с учебниками. Каждый тянет руку с деньгами и кричит, какие учебники нужны; едва различимы названия - анатомия, биология, физика. Стоит сплошной гомон; с продавца, молодого парня, льётся ручьями пот; от мощного натиска сдвигаются прилавки. Около другой стены, с художественной литературой стоят 8-10 человек и долго ждут, когда освободится продавец. Через полчаса ситуация не изменяется, только ребят набивается всё больше. Продавец изнемогает и, не выдержав напора ребятни, прекращает торговлю и выпроваживает молодёжь за дверь. Но стоит ему заняться нами, дети снова набиваются в магазин, и начинается галдёж пуще прежнего. Наконец, парень снова выгоняет их и запирает дверь. Только теперь мы можем купить несколько книг.
Вчера вечером ходили в Гур-Эмир, гробницу, мавзолей Тимура, вместе с Сергеем Бершовым (разговорчивым, зеленоглазым украинцем невысоким, стройным, с приятным открытым лицом). Лазили прикоснуться к могиле Тамерлана (охраны нет): по преданию, это снимает все грехи, совершённые до сих пор, и гарантирует долгую жизнь.
Снаружи поговорил минут 10 с детьми, девочками лет 8-10: все хотят учиться и стать врачами, учителями.