Идём в другую сторону поочерёдно крича:
«Игорь, Валера, ребята!» - никакой ответной реакции. Я забыл про ноги, холод и был поглощён только одним: найти пещеру и всласть выругаться. К этому моменту, а мы бродили уже минут 15 я был порядком возбуждён, зол и про себя произносил самые «изысканные» ругательства в адрес всех обитателей пещеры.
Сменив тактику поисков, я пригнувшись низко, внимательно изучаю снег, пытаясь найти хоть какие-то следы, оставленные при рытье пещеры. Зигзагами двигаюсь по дну лощины от одного склона к другому, уходя всё дальше от обрыва стены. Юра ходит рядом. Наконец, через полчаса, натыкаюсь на пятно мочи – это хороший ориентир, площадь поисков сужается, ещё через пару минут вижу ещё более тёмное пятно: дверь пещеры, завешенная палаткой. Ковыляем к ней. Чтобы выпустить из себя пар злости, пропускаю к двери Юру. Он открывает дверь и начинает что-то говорить. Злость душит меня, я отвожу душу матерщиной, ругаясь в пространство. Нет никакого удовлетворения, что мы пришли с бензином и пищей. Обида. Но что я услышал через некоторое время!!
Протискиваемся по очереди внутрь, там очень тесно. Игорь смущён и не реагирует на мои упрёки по поводу такой встречи (вернее отсутствия встречи). Остальные ребята совершенно безучастны, вялы, такое впечатление создаётся, что сознание у всех заторможено. Кое-как скорчиваемся, обстановка напоминает наш сидячий ночлег в памирке на стене. Та же мешанина из конечностей, тел и голов. Спрашиваю:
«Что же сделали такую маленькую пещерку? Как будто времени было достаточно». Отвечает Орлов: «Устали и работали медленно». От дальней стенки доносится голос Никулина:
«А мы на вас не рассчитывали». Я недоумённо молчу, ожидая пояснений, не понял что имеет ввиду Миша. То ли то, что мы будем иметь холодную ночёвку с Юрой, то ли то, что свалимся в темноте со стены.
Объясняет Хац:
«Полвосьмого Карабаш выглядывал посмотреть на вас и сказал, что вы идёте вверх. После этого я не думал, что вы вернётесь. Там на вершине сегодня должна быть группа из «Мехната». Вы могли уйти с ней по пути 5А вниз».
Я поражён. Сама мысль о том, что я способен предать друзей, бросить их, невыносима для меня. Слова «вы могли уйти…» произнёс Игорь, но очевидно к такому заключению пришла вся группа, если никто не добавил к сказанному Игорем, не возразил, не встретил нас. Или все так устали и морально раздавлены, что в голову лезет подобная ахинея? Алмазов же знает меня в горах 13 лет, почти столько же знает Орлов. Как могли они допустить малейшую вероятность нашего ухода. Не придя ни к какому заключению я механически передаю в глубину пещеры бензин и продукты.
Почему-то вспомнилась дикая первобытная красота вида с вершины, солнце наполовину ушедшее за горы и небо, золотистое рядом с солнцем, фиолетовое, почти чёрное над нами и тёмно-синее на западе. И пронизывающий ровный ледяной ветер. Такой же ледяной показалась мне на миг атмосфера в пещере. Так же внезапно я осознал, что не хочу продолжения траверса в этой группе, хочу спуска вниз, встречи с Мальцевым, с Жекой. Вспомнил о них и пронзила тревога: что случилось в их команде, кто сорвался, травма или что похуже?
Алмазов начал заправлять примуса. Мы с Юрой стаскиваем шекльтоны, ноги ледяные, обе стопы – бесчувственные. Игорь предлагает спрятать ноги у него в подмышках. Сую в тепло, не могу устоять: пяткам – хорошо, пальцам – всё равно. Одну ногу он вскоре вынул и начал растирать шерстяной варежкой. Трёт долго по очереди, то одну, то другую ногу, пока готовится одна и вторая кастрюли горячей воды, разогреваются в миске две банки тушёнки. На время еды это занятие прекращается, потом Игорь продолжает растирать. Я занимаюсь тем же с Юрой Рябовым, только одну его ногу прячу под пуховкой, а не на теле. Игорь ставит мне на большой палец на ноге кружку с кипятком и долго держит там: сначала не чувствую ничего, минуту спустя ощущаю острую боль. Оба мы довольны: пальцы, значит, будут целы. То же самое и у Юры. Коротко говорю о радиосвязи и предлагаю завтра спуститься по пути «академиков». Игорь недовольно хмыкает. Затихаем во втором часу и дремлем до восьми в скрюченных позах.

09.08.74. Апатия. Свет пробивается сквозь щели у двери, завешенной палаткой. Охи и стоны Миши Никулина, чтобы пощадили его больную ногу. Небольшие препирания сзади по вопросу: кто будет держать примус, чтобы вскипятить воду. Долгая раскачка, долгое обувание, долгая возня. Разыграли принесённую нами пару шекльтонов, досталась Коле Орлову. В 11:30 выползли из пещеры: Коля, потом я.
Густое небо, припекает яркое солнце, абсолютный штиль. Мы как в фокусе рефлектора в этой котловине. Чтобы не упасть от простора и вольного воздуха сажусь рядом с Колей на снег. Стягиваем палатку с входа в пещеру и раскладываем на жёсткий наст для просушки. Начинаем собирать рюкзаки. Выбирается Миша и, как и мы опускается на снег. Только в первом часу пошли тройкой к вершине: я, Никулин, Орлов. Следы вчерашние почти не заметны. Идём с рюкзаками, но темп подъёма не медленнее, чем вчера, когда мы шли налегке: отъелись и главное напились. Через час начинает подъём ещё одна двойка Алмазов, Карабаш, ещё через час – Хац и Рябов. Игорь мотивировал такую расстановку заботой о нас, у кого болят ноги: «Идите не торопясь, а мы вас догоним». Получилось же, что мы с Колей поочерёдно топчем ступени и все связки идут равным темпом. Перед вершиной нашу тройку догнал Алмазов.
В 17:30 вчетвером вышли на вершину. Ветер, хотя и сильный, но много слабее, чем был вчера. Совещаемся и решаем, что делать: для ночлега с этой стороны горы ветер сделает много неудобств и неизвестно, когда подтянутся остальные. Чтобы не разойтись друг с другом, предлагаю вернуться через вершину обратно навстречу оставшимся и заночевать в удобной мульде чуть ниже вершины. Так и делаем.
В 19:00 на высоте 7100 метров залезаем в палатки. Внутри сравнительно тепло, снаружи – тихо. Жаль, что спальные мешки отсырели за прошлую ночь. Обнаруживаем, с грустью, что еды у нас осталось опять мало: одна банка тушёнки, одна банка шпрот, одна банка ряпушки и манка. Сон хороший и крепкий, хотя ноги здорово болят.

Немного размышлений.

Монотонная механическая работа вызывает у меня желание размышлять. Поднимаясь по ступеням за Орловым, глядя вниз в снег, я размышлял о прошедшем дне, о том, как кризисная ситуация высвечивает людей, выявляя черты характера, о которых сами люди, может быть и не подозревали до сих пор. Чтобы лучше разобраться в минувшем, я попытался дважды поставить себя на место каждого, сначала в момент принятия решения о броске на вершину за снаряжением и бензином, потом после нашего возвращения в пещеру.
Необходимость выхода за заброской, после того как Игорь согласился с предложением рыть пещеру в провале, ни у кого не вызывала сомнений. На высоте 7000 метров двое суток без питья страшны сами по себе, не говоря уже о том, что никакой уверенности в улучшении погоды не было. Никаких сомнений не вызывал также и риск выхода: с уходящей двойкой могло случиться всё, что угодно, от обморожений до гибели. Правильным был наш перенос бивуака: дальнейшее пребывание в палатках и бездействие сильнее ослабили бы группу, чем спуск в провал и рытьё пещеры. Итак, кто же мог пойти к вершине за заброской? Сразу отпадает Миша Никулин, и не столько из-за больной ноги, сейчас он идёт довольно бодро, а потому, что плохо подготовлен физически. Коля Орлов был необходим на перемычке как лучший специалист по рытью пещер, его излюбленному занятию со времён школы инструкторов. Володя Карабаш? С ним тоже всё понятно. Парень он, конечно здоровый. Но пошёл в первый раз на высотное восхождение и попал в переделку. Тут немудрено и сдрейфить. Дай бог, чтобы урок пошёл ему впрок. Хорошим был бы партнёром Игорь, с ним, пожалуй, вернулись бы быстрее. Как он прокладывал тропу в первый день восхождения на пару с Карабашом! Почему он не сказал прямо: кто пойдёт со мной за заброской? Может быть потому, что не хотел, как руководитель, уходить от основной части группы? Вряд ли, ведь внизу, в провале никакого руководства не требовалось. Не хотел рисковать своими ногами? Нет, трусость несовместима с Игорем. Скорее всего он не хотел оставлять без надзора своего друга, Мишу Никулина. Да, наверное так и есть: Хацкевича остановила забота о друге.
Ну а Валерий Алмазов? Физически он в группе сильнее любого, обладает колоссальным опытом, в горах почти 20 лет. Впервые мы с ним встретились в 61-м, в 62-м с честью выдержали непростое испытание на Кавказе, больше сотни дней провели в одной палатке, совершили десятки совместных восхождений. Почему же он сказал, что слаб и не пойдёт на вершину? Насчёт слабости – это, конечно враньё. И здоров он как бугай. Единственное объяснение – он испугался. Не захотел рисковать. Может вспомнил наше небольшое приключение 12 лет назад ?
Тогда четвёрка разрядников поднималась на вершину Адыр-су-баши, по длинному пологому гребню с перевала Грановского. Один из четвёрки ухитрился упустить вниз на ледник свой рюкзак, содержащий помимо личных вещей, газовую плитку и баллончики к ней, сигнальные ракеты, продукты. Спускаться и искать рюкзак на одном из ледников Чегемского ущелья пришлось нам с Алмазовым, поскольку партнёром упустившего рюкзак, была девушка. Мы нашли рюкзак (правда без газа и ракет, которые оторвались вместе с карманами), поднялись обратно на гребень и далее два дня шли по маршруту без горячей пищи, посасывая снег, если не удавалось набирать талой воды. К месту последней на маршруте ночёвки мы поднялись за час до темноты. На следующий день был назначен контрольный срок возвращения. До вершины оставался час ходу, надвигалась грозовая туча, и мы с Валерием решили сбегать на вершину и вернуться, пока вторая двойка будет ставить палатку. Ведь если мы двинемся вверх завтра утром, то опоздаем к контрольному сроку и восхождение не будет засчитано. Недолго раздумывая, мы оставили свои рюкзаки и как были, в промокшей обуви и одежде устремились вверх; дорога нам была известна, мы вышли на проходившийся ранее путь. Через час мы и в самом деле стояли на вершине. Но едва мы успели написать записку и начать спуск по пути подъёма, повалил снег, началась снежная гроза. Полная темнота застигла нас в ста метрах ниже вершины, на маленькой, размером 2*1,5 метра неровной площадке, где мы решили переждать ночь. Непогода к этому времени разыгралась вовсю. Сильный и холодный ветер превратил наши штормовки в ледяной панцирь. В насыщенном электрическим полем воздухе слышалось, несмотря на шум ветра и шелест снега, характерное жужжание. Вершина горы освещалась бледными столбами тлеющего электрического разряда «огни Святого Эльма». Эти столбы или снопы света медленно росли от едва заметных до огромных, высотой около пяти метров, по нашей оценке. В какой-то момент в вершину била молния и свечение на короткое время пропадало, а затем огненные столбы вновь начинали увеличиваться до следующего грозового разряда. Вместо привычного грохота грома одновременно с молнией раздавался сильный треск и шипение. Вокруг нас и на нас самих загорелись тысячи огоньков. Любой каменный выступ или остриё служили источниками холодного не освещающего, пятна ионизированного воздуха. Достаточно направить вверх растопыренную пятерню, чтобы из кончиков пальцев забили пять коротких пучков призрачного и прозрачного света. Вокруг лиц как нимбы у святых на иконах, засветились окружности из огоньков на краях поднятых капюшонов штормовок. Едва заметное пятно я мог видеть и на кончике носа Валерия. Мы обменялись репликами относительно того, что в святые мы не годимся и продолжали смотреть, удивляться, терпеть и бороться с холодом, пока не забрезжил рассвет. Как только стали различимы заваленные снегом скалы мы пошли к палатке. В той же лихорадочной спешке мы откопали старую петлю для спуска дюльфером, жёстко привязали нашу верёвку (если пропускать верёвку вдвое, её не хватило бы до мульды, где стояла палатка) и скользнули сидя, вниз к тёплым спальным мешкам, внутри которых нас долго била крупная дрожь отогревания.
Разбор восхождения в лагере прошёл нормально. Мы не вдавались в подробности: объяснили только задержку в движении (упущенный рюкзак); оставленную на дюльфере верёвку попросили снять руководителя группы идущей на ту же гору. Он принёс верёвку и отдавая сказал, что кто-то родился в рубашке, потому что петля, к которой была привязана верёвка перетёрлась и держалась на нескольких ниточках капрона. Этим и закончилось наше первое с Алмазовым совместное восхождение, но мы часто вспоминали потом холодную ночёвку, сблизившую нас, абсолютно разных по характеру людей.
А в этот раз Валерий, по-видимому, решил не искушать судьбу, трезво рассудив, что холодная ночёвка в непогоду на высоте 7000 метров, совсем не то, что холодная ночёвка на высоте 4200 метров. Когда познаются друзья? Вот в такие нечастые моменты. Не знаю, пойду ли я с ним ещё на восхождение.
Теперь вообразим, что я один из оставшихся в пещере. Тесно, холодно, душно, мучит жажда и голод, шансов на возвращение ушедшей двойки мало – ведь в половине восьмого она ещё двигалась вверх. Зачем им сейчас подниматься к вершине, если понятно, что засветло они даже и обратный путь не начнут. А холодная ночёвка в такую погоду, на голодный желудок и без питья – это конец. Из радиосвязи мы узнаём, что хорошо обеспеченная группа «Мехната» к вечеру должна быть на вершине. Может быть двойка рассчитывает увидеть эту группу. И что тогда? Сбегут?
Я перебирал в уме разные варианты возможных рассуждений и пришёл к единственному выводу: душевная слабость стала причиной и того, что нас никто не встречал и того, как объяснили почему не встречали. Ну что же? Это моё последнее восхождение с Игорем, а сейчас надо спокойно работать дальше.

Спуск.

10.08.74. На завтрак приготовил жидкой манной каши с тушёнкой (2 кастрюльки) и воду. Сладкого не ели дней пять, и у меня страстное желание пососать, погрызть кусочек сахара. Похоже, что то же самое и у других – из высотки доносится – эх, сахарку бы. А про варенье я забыл, растяпа, что вчера жевали по ягодке. Этот десяток ягод нам здорово помог.
В 11-00 выходим с Мишей Никулиным. За последние двое суток поднимаюсь на вершину пика Корженевской в третий раз. Безветренно, солнечно и, по сравнению с недавним, тепло. Минут на пять можно безбоязненно снять все рукавицы. Снимаем панораму, фотографирую руки Миши с волдырями обморожений на всех пальцах. Потом пошли потихоньку вниз по самому лёгкому пути «академиков». Я пытаюсь делать следы для Никулина, который охая и стеная ковыляет сзади. Метров через 150 спуска сзади неожиданно раздаётся крик, я оборачиваюсь и вижу Мишу, кубарем летящего вниз. Летит он, к счастью, в снежную мульду, и остановившись на её дне, встрёпанный с одеждой и волосами в снегу, с полубезумным взглядом, долго стоит на четвереньках, прежде, чем встать на ноги. После этого я достаю верёвку мы связываемся и идём медленнее.
Один за другим минуем снежные завалы гребня по набитой тропе – снег не проваливается, и это облегчает спуск. К 15-00 нас догоняет тройка: Алмазов, Орлов, Карабаш. Решаем передохнуть, тем более, что рядом на 6500 старые ночёвки со многими валяющимися банками. Решаю посмотреть нет ли чего-нибудь подходящего, съедобного, т.к. есть хочется до тошноты и при ходьбе даже вниз – слабость, шли шатаясь. Сразу же наткнулся на полную банку сгущёнки. На радостях развели примус, растопили воду и размешали молоко: на каждого пришлось граммов по 300 (двухлитровая кастрюля на семерых) – сил сразу прибавляется. Чуть дальше нашли ещё одну, на сей раз полупустую, банку сгущёнки – эту выпили из дырочки и снова вниз.
В метрах 300-х ниже Орлов увидел красную палатку и высказал предположение, что это нас встречают. Но когда подошли ближе увидели, что это группа из экспедиции Таджикской АН ( за главного у них в экспедиции Володя Машков, работа альпинистов – доставлять на высоту всякую живность и оборудование для экспериментов); пять человек идут на спортивное восхождение по 5А. Они не торопясь вылезли из палатки навстречу нам и сообщили страшную новость – разбился Мальцев. Они не знают подробностей; знают только, что падал он из под вершинного ножа, с последних скал почти полтора километра, и что когда они выходили на гору кто-то из нашего базового лагеря пошёл на поиски.
Несчастный случай произошёл 8-го августа в 14-38. Остальные ребята из его группы сразу начали спуск и на последней связи я слышал разговор Кузи и Соловьёва о спуске по кулуару. Мы долго стоим , но ничего нового узнать не можем.
Ребята «машковцы» поят нас молоком; Хац выклянчивает у них полпачки зелёного чая, несколько галет, чуть-чуть сыра и несколько леденцов. Отправляемся дальше. Как только начали двигаться мысли о Мальцеве уходят: опять тропа и боль в ногах приковывают к себе всё внимание, как бы не споткнуться и не ковырнуться вниз. Опять с Никулиным ковыляем впереди, остальные тащатся сзади. До ночёвок 5900, которые нам так расписывали и рекомендовали «машковцы», не дошли. Обессиленные, с трудом делаем две площадки на снегу под стеной, вяло работая ледорубами. Активнее всех, наверное, Орлов – работает лопатой. На ужин: до отвала зелёного чая несладкого, по два леденца,10 граммов сыра, 3 шпротины, полгалеты. Выпиваем по ложке спирта – и до утра спим мёртвым сном.

11.08.74. Утром опять горячий чай и манная каша с ряпушкой в качестве наполнителя, на каждого по 10 ложек жижи. Около 11-ти двинулись с Никулиным вниз. Выяснилось, что до хороших ночёвок 5900 на плитках сланца под нависающей стеной, мы не дошли всего метров 200 (по вертикали – метров 70). Там обнаружили в мешочке из полиэтилена с полкило сухарей, о которых говорили ребята из Таджикской АН. Съели по сухарику и побрели дальше до цирка ледника (наш цирк подъёма отделён от этого невысоким пологим гребнем – хребтиком). За час пересекли цирк и присели на моренные камни поджидать остальных. Все подошли, посидели, попили водички с сухариками и начали обсуждать как пройти ледопад ледника; мнения разошлись. Коля, Хац и я разбрелись в поисках прохода. Хац выбрал лучший вариант и все двинулись за ним. Через два часа остановились на ночёвках 5100 – это моренные холмы сбоку от ледника, камни, песок, глина, появилась первая травка. Отдельные былинки трогательно дрожат под ветром. Дальше вниз нам идти узким ущельем вдоль потока. Времени – три часа дня. Решили вскипятить чай и съесть остатки сухарей (по штуке на брата). Пока греется вода, разлеглись кто где, на рюкзаках, я на пуховке, Алмазов побрёл искать окурки. Сначала слышится один вопль – нашёл окурок, потом другой; никто не обращает на эти вопли никакого внимания. Минут через пять он зовёт меня к себе, мне лень и я лежу. Зовёт настойчивее я посылаю его подальше, но он не отстаёт, приходится подняться и идти к нему. У него страшно довольный вид, нашёл чью-то спрятанную еду; сухофрукты, сахар, консервы, супы в пакетах. Похоже, что еду оставили «машковцы», чтобы не тащить слишком много. Вниз до лагеря для нормальных ходоков отсюда полтора часа. Поэтому без стеснения берём часть сахара, компота и консервов – хозяева вряд ли будут сильно нас ругать.
При виде нас с трофеями – крики радости. Поели почти нормально. В пакете с сухарями оказались остатки чайной заварки, засыпали в кипяток все крошки и поэтому пьём теперь сладкий чай с хлебом вперемешку (вроде супа). Подзаправились и вниз поскакали бодрее. Около 18-00 встретили пять человек из Днепропетровска во главе с Синьковским (надо ему покорить Корженеву и станет снежным барсом).
Они принесли ещё одну страшную новость: на пике Ленина замёрзли 8 женщин сборной команды «Спартака»; руководила женской командой Эльвира Шатаева. 7 августа ураган порвал их палатки (пик непогоды был в тот день и у нас). Они замерзали по очереди, до последней минуты Эльвира держала связь по рации с базовым лагерем. Среди восьмерых погибла Ильсияр Мухамедова; с ней год назад я спускался в связке с Ушбы.