Главное, удалось просушить матрацы.

Мои загруженные товарищи вернулись со склада всего за полчаса до обеда. Набрали еды на 2100 руб., в том числе три килограмма моркови!!! Оказалось, что цена питания в столовой – 120 руб/день состоит из 90 рублей собственно за еду и 30 рублей за обслуживание.

Наложенная вчера на стертую ногу повязка с дегтярной мазью не помогла, пришлось ее снимать, выпускать водичку. Так и похромала в столовую с повязкой-УпращойФ на пятке. Ну, УмедленныйФ инструктор!.. Как же завтра идти в ботинках и с грузом, если сегодня ногу даже в кед невозможно засунуть?!.

После обеда я разбиралась в комнате со снаряжением, Игорь зачем-то вышел, Вадим задремал в своем уголке. Тут пришел Юрий, принес откуда-то гостинец – хитрый местный трехслойный блин, который называется хичин. Теплый еще. Я таких никогда не видела и не пробовала. Развернула, порезала на четыре части.

– Вадюля, – позвал Юра. – Хичин!
– А?.. – спросонья отозвался Вадик.
– Хичин!
– Чё?!.
– ХИЧИН ! ! !
– ЧЁ ? ? ?

Так они орали минуты две. Было похоже, что Вадиму навязчиво снится, как будто Кочерга нецензурно выражается по-китайски.
– Ты что, тоже не знаешь, что это такое?
– Нет, не знаю...
Дождались Игоря, устроили дегустацию загадочного блина, оказалось очень вкусно.

Саша и Лариса вернулись около 16 часов. Вершину покорили, только часа времени им не хватило, чтобы нормально спуститься с ледника – все-таки попали в подлип. Видели мужика с очень интересной техникой хождения на УкошкахФ и выбивания их от снега: на каждый шаг он как-то вскользь ударял УкошкойФ о УкошкуФ, и ком налипшего снега вываливался из-под платформы. Лара потеряла одну из своих лыжных палок.

Девочки сразу же отправились в душ, который, по слухам, только что включили вне графика. Приятно не пережидать очередь! Я намечала помыть голову перед пятидневным выходом наверх, но Юрий запретил это делать из-за простуды. У меня коса полметра длиной – действительно, в нашем сыром склепе волосы не просушить, так что пришлось пожертвовать красотой ради здоровья.

Вечером снова подгоняли УкошкиФ. Саша наточил мой ледоруб.

После ужина Виктор Николаевич задержал наше отделение. Заявил, что начспас не выпускает и хочет посмотреть на команду. Пришли в учебную часть. На стенах крупные черно-белые фотографии (виды гор и портреты альпинистов) и схема района. Нашли, куда и зачем должны идти, а также отчеты о восхождениях на Тютю Западную по 1Б.

Уже в темноте на поляне перед домом расставили палатки, прикинули – моя, вроде, шире, три человека могут жить, а в Юриной с Вадиком – только двое. Значит, отделение Учетыре плюс инструкторФ вмещается нормально. Кто куда – еще не делились, но на всякий случай напомнила ребятам про УманьякаФ и за это нарвалась на очередную порцию шуточек.

Устроили второй ужин – салат из тертой моркови с чесноком и майонезом, картофельное пюре из пакетиков и сосиски.

По ночи взялись шить УбабыФ из пенки, чтобы не пришлось заворачивать автоклавы в спальник. Естественно, не успели, потому что в полночь вырубили свет.

21 июля 2004 г., среда.

Встали в 7 часов, чтобы дособирать рюкзаки, - и всё равно не успели до завтрака.

На дворе низкий туман, постепенно он поднимается.

Хорошенько заклеила ногу и под впечатлением знаний, усвоенных по дороге на УРыжие скалыФ, проглотила на голодный желудок несколько столовых ложек сахара, чтоб была энергия переть рюкзак на УРайские ночевкиФ. Переживаю состояние близкое к тихому ужасу. Совершенно не представляю, как пойду...

Сразу после завтрака зашли в учебную часть, предварительно дождавшись, когда Ким Кириллович, Виктор Николаевич и другие инструктора проводят отъезжающих на автобусе астраханцев и поревут друг другу в жилетку. Начспас задал несколько вопросов Уна засыпкуФ, вроде того, Укуда можно уйти в тумане с перевала Суллукол?Ф. Чесался язык сказать, что в тумане можно уйти вообще куда угодно, но сдержалась, чтобы не осложнять жизнь. Вадик честно пытался отвечать, а начспас его с наслаждением УсрезалФ. Потом нас все-таки УвыпустилиФ и отпустили.

Выход наметили на 11 часов. Веселова и Афанасьев подойдут к нам на ночевки попозже – их, вольных птиц, никто не торопит. Саша остановил меня под березой возле дизельной:
– Вы там смотрите, чтоб они у вас наверху не перестрелялись...
– Кто, инструктора?
Саша кивнул. Я сказала:
– Думаю, не перестреляются. Юрий Иванович невероятно терпелив по отношению к москалю. Никак не могу понять, где у него предел.

– Тебе очень повезло, что будешь ходить с Кочергой. Он классный инструктор. Вы у него кипятком писать будете, но альпинизму он вас научит!.. – невесело и без восторга пообещал Афанасьев. (Жаль безумно, но у этих двух очень нравящихся мне людей есть какая-то давняя личная несовместимость во взглядах на альпинизм... Кстати, вскоре выяснится, что Кочерга терпеть не может слов УинструкторФ и УтренерФ по отношению к себе, и у него серьезные причины для этого.).

Груз на отделение получается какой-то сумасшедший. Справедливости ради наметили оставить инструктору три коробки кускового сахара. Всё равно идет как бы на халяву: палатки, всё питание и веревки тащим мы. Юрий предложил тотализатор – возьмет или откажется нести? Я сказала: УДевять к одному, что не возьмет!Ф. Подумала при этом, не подсунет ли нам еще и своего шмотья, но постеснялась даже озвучить такой бред...

У ребят такие рюкзаки, что смотреть страшно. Ко мне из общественного попала только палатка, клава с аптечкой и пять буханок хлеба, и то рюк получился тяжелый, а коврик пришлось повесить снаружи. Ради интереса приподняла еще недособранный рюкзак Тукмачёва – еле смогла оторвать от пола. Обалдеть можно...

Около 11 часов подошел Виктор Николаевич и, жалуясь, что плохо себя чувствует, сунул Вадиму свой ледоруб, а Игорю – УкошкиФ и еще какое-то железо. Постоянно ныл и просил не забыть хлеба с маслом и побольше сахара.

– Надюш! – солнечным голосом пропела возникшая на тропке перед домиком Лариса. – Ну что, взял?..

Некоторое время я только в бешенстве давилась шипящими и свистящими согласными, прежде чем нашла пристойные слова для описания ситуации.

– Ну ни хрена себе! – громко возмутилась Ларка и с неподдельным интересом уставилась на нашего инструктора. Леонов даже глазом не моргнул, так был озабочен своим полноценным питанием. Всё ходил и ощупывал вещи – как бы у кого в отделении рюкзак не оказался недогруженным.

Короче, всё с ним стало окончательно ясно... Сделав нам выразительный жест глазами, Юрий сунул УпризовойФ сахар под клапан в свой неподъемный рюкзак.

– Так Урал опять победил москалей!

Тронулись в 11:20. Первая сотня метров с немеющими плечами и деревянными ногами... Обкатанные адской мощью селя белые булыжники на месте УДжайлыкаФ... Мост над белым потоком Куллумкола (интересно, провалится или нет?..).

Шлось не настолько тяжело, как ожидалось, хотя мой рюкзак был килограммов двадцать, а у ребят, вероятно, не меньше тридцати. Мне всё хотелось дождаться, когда инструктор на каком-нибудь привале удалится на Утехническую остановкуФ, и приподнять его рюкзачок. Была уверена, что мой тяжелее втрое! Но, вероятно, Леонов нечто подобное подозревал, поэтому либо останавливался метрах в сорока впереди нас, либо, если сидел со всеми, то ни на шаг от своих вещей не отходил.

Юра и Вадик продолжают испытывать физические и прочие немыслимые свойства термобелья и приходят по поводу них во всё больший восторг. И не жарко, и сразу пот отводит, и сохнет на теле очень быстро, и смотрится со стороны почти как спортивный костюм. К слову сказать, моя полувыцветшая черная водолазка в комплекте со штопаными-перештопанными скалолазными штанами в обтяжку выглядит издали вещью в том же стиле, а если еще учесть, что мы все трое ростом не обижены и сложения далеко не толстого, то понятно, за что перед выходом Ларка обозвала нас Улюди в черномФ. Только Игорюня Конников выбивается из УуниформыФ, потому что всем спортивным костюмам он предпочитает светлую городскую рубашку и курортного вида белую кепочку, что делает его похожим не на сурового альпиниста, а на добродушного садовода.

Да, на том разведывательном выходе с Афанасьевым мы далеко не дошли до УРайских ночевокФ!.. Нужно было идти еще выше по реке. Здесь-то, перед началом крутого взлета, я внезапно УсдохлаФ на крупном курумнике. Ни с того ни с сего мощность упала, а с нею и темп. (Как говорит в таких случаях мой муж Дима: УСахар кончился!Ф). Кое-как доплелась до ручейка, где народ повалился отдыхать и умываться. Юрий подошел, проверил пульс. Чувствую, как моя кровь долбит в холодные подушечки его пальцев. Переспрашиваю почти беззвучно:
– Сто сорок?!
Он показывает глазами: УДаФ.
– Сколько у нее? – бодро интересуется Леонов.

Ох, как отправит сейчас вниз!.. И попробуй докажи такому, что потом я обязательно привыкну, втянусь, приду в норму... Только и могу, что глазами кричать: УЮрий Иванович, не выдавайте меня, пожалуйста!!!Ф.
– Сто двадцать.
– Ну, это нормально!..
(Спасибо!!! Мне сразу дышится легче. Спасибо, не выдал...)

Рядом с нами уходит далеко вверх по склону спусковой кулуар – широкий, почти прямой желоб, протоптанный в глубину сантиметров на тридцать. Юрий рассказывает, как по этому кулуару в былые времена Учетыре борзых КМСаФ слетали вниз, обгоняя ими же самими сброшенные камни... С некоторой досадой понимаю, что в данном случае это говорится не только ради юмора, но и чтобы проверить состояние ослабевшего участника: если на шутки не реагирует – дело плохо. Есть такой инструкторский прием, плавали – знаем!..

Снова впрягаемся в рюкзаки и начинаем подъем вдоль кулуара по тропе, зигзагами петляющей среди кочек. Склон такой крутизны, что стоит вытянуть руку – и касаешься травы. Трудно, но терпимо, и уже виден перегиб. Вадим дышит очень тяжело, к тому же его бронхит добивает, Игорюня тоже здорово вымотался, даже Леонов сильно запыхался. На всякий случай внимательно приглядываюсь к ребятам – не дай Бог кому-нибудь на таком месте УпоплытьФ! – и сама стараюсь дышать ровно и двигаться плавно, чтоб не закружилась голова.