Юра и Вадик решили продать им свою двухместную (она практически УнулёваяФ) и по результатам этой сделки показали себя совсем фиговыми коммерсантами.

Ливень на улице и не думал утихать.

Когда на горьком опыте Вадюли выяснилось, что невозможно добежать от домика до УшхельдыФ и обратно и не промокнуть насквозь, все стали использовать для вылазок Упереходящий краснознамённыйФ голубой плащ от дождя. А увидев Юру в кроссовках на босу ногу и в этой накидке в сочетании с плавками, мы с Вадиком сразу вспомнили Уисторию про убийство Князя ТютюйскогоФ и хохотали еще полчаса.

Вечером уложили рюкзаки, кроме спальных вещей, на крыльце УДома инструкторовФ поели гречки, выпили кто водки, кто сока за то, чтобы еще сюда вернуться и быть в хорошей спортивной форме.

К ночи проясняется и холодает.

Открылись горы.

05 августа 2004 г., четверг.

Встала в 05:15 встречать рассвет.

На Скалу Спасателей решила не лезть из-за того, что еще темно и скользко. Осталась на полянке перед УДомом инструкторовФ, то бродила, то сидела на бревне.

Через 15 минут небо посветлело, стало глубоко-синим, и слегка изменился цвет соседних снежных стен: Уллутау и Чегета. Последний остался стального оттенка, а снега Уллутау сделались неуловимо желтоватыми.

Потом разница цветов увеличилась, и в течение следующего часа верхняя треть Уллутау окрашивалась в нежно-розовый, потом в оранжево-морковный и наконец в золотистый.

Тогда и по восточной стороне чегетского гребня протянулся длинный солнечный погон, и при всём этом пробуждении присутствовала начинающая стариться укушенная белая луна.

За всё это время со стороны Чегета три раза грохнуло глухо и тяжело.

Тут из домика вышел Игорь, который так и не смог заткнуть мой будильник, установленный на 06:00.

Еще раз глянув на горы, пошла в наш сырой склеп дёргать за ноги Вадима с Юрой.

Встали, разогрели вчерашнюю гречку, позавтракали из общего котелка. Потом ребята таскали матрацы сдавать на склад, а я прибиралась. Юрий решил подарить свою клаву Устарой альпинистской подруге Ленке, которая ходит УпятеркиФ с обычным котелкомФ. Увы, Лена была в это время со своим отделением где-то на ночевках, а те, кого он попросил клаву передать, забыли это сделать.

В 08:30 мы были уже готовы и перетаскали к воротам лагеря рюкзаки (свои плюс афанасьевский со снаряжением). Здесь же собрались попутчики, трое парней и две девочки.

С этого места хорошо был виден над березами гребень Чотчата, по которому мы прошли и который столько раз потом помянули. Щурилась на него, наводя резкость Укитайским глазомФ, пока вообще всё не поплыло.

...Вот оно!.. Заноза, которая цепляла меня изнутри всё это время, но само наличие которой я осознала только в разговоре с Олегом, выступила наружу еще неуловимым краешком... По секундам, в раскадровке я вспомнила ВСЕ свои мысли и действия.

Там были три человека, чьи жизни непосредственно находились в опасности: обвалившийся парень, Юра и первый москвич. Для улетевшего я сделать ничего не могла – с ним работал Кочерга, и мне было неизвестно, где эти двое и что с ними.

От меня до первого было метра полтора. Это два шага – и я схвачу его за руку. Мы только что перекинулись парой фраз – я знала, что его тянет вниз веревка. Но для того, чтобы подойти и помочь, мне пришлось бы оставить свою площадку с УмертвымФ упором для ноги, выйти на верх гребня и переложить страховку Юрия в правую руку.

Случись при этом срыв обоих сразу – и у меня не будет шансов удержать ни одного.

Единственный человек во всём мире нужен был мне в эту секунду – Вадька Тукмачёв. Но только надежно застрахованный через перегиб! Тогда он мог бы подойти к москвичу и держать его хотя бы просто руками за обвязку... Я оглянулась – Вадим был далеко, слишком далеко, возле скальной стенки. Звать, торопить, объяснять, что нужно, я не могла: постоянно ловила команду из-за гребня. А Саныч, славный опытный турист Саныч так плохо видит, что ему потребовалась бы уйма времени, чтоб разобраться в ситуации... Я отвернулась и забыла о них.

У меня была секунда на принятие чудовищного решения: кого из двоих в случае срыва я буду пытаться удержать, кого – нет... Должно быть, часть души отмерла, отморозилась в тот миг, когда выбор был сделан. Самое страшное, что – мозгами. Холодно и рассудочно. Слава Богу, человек, с которым мы только что разговаривали, не уехал за гребень, глядя при этом мне в глаза и понимая, что страховочную веревку ради него я не брошу...

Никому из своего отделения я так и не смогу об этом рассказать. Пройдет месяц, пока решусь выговориться лишь одному человеку на всём белом свете. И он, Солнышко моё родное, скажет: УТы всё сделала правильно: ни в коем случае нельзя оставлять страховку!..Ф. Так и есть, да разве в этом дело!..

Да, решение оказалось правильным, а через минуту за гребнем грохнуло... Но кто мне давал право решать и выбирать между двумя жизнями, ни одна из которых не была моей?!. Как мне теперь жить с этим?! Как жить дальше с ощущением, что весь мир слетает с нарезки вместе с привычными представлениями о морали, доброте, благородстве и дружбе?..

Костенея от холода, смотрю на гребень, красующийся в чистом небе, смотрю, пока совершенно не исчезает резкость в глазах...

В 09:00 вместо автобуса к нам с Вадиком приходит Юрий. Говорит, что сейчас идут двое спасов: спускают труп с Тютю (маршрут Хергиани) и есть пострадавший на Уллутау, но эта группа идет вверх. <...> Лагерь сборам помочь не может, спасотряда как такового нет.

А мы уезжаем.

В 10 часов подходит автобус, в котором уже сидит Игорюня, мы грузимся и отъезжаем.

Ясно, холодно. Болтает на камнях, ухабах и поворотах. Сижу коленями на сиденье, развернувшись и глядя через заднее стекло на Уллутау, Треугольник, ВИАтау, Койавган...

Юрий говорит:
– Не плачь, Надежда, мы еще вернемся!

Я и не плачу, просто смотрю, смотрю на всё это сквозь лица недавно практически незнакомых, а теперь таких дорогих мне людей, к которым стала относиться за это время как к любимым братьям. Еще месяц назад я и вообразить этого не могла... УВ горах всё как в жизни, только очень-очень быстро...Ф. Снова возвращаюсь на землю со сдвигом по фазе – это со мной бывает после отдельных сезонов...

Юрий, Вадик и я хотели бы снова заехать в альплагерь минимум дней на сорок, а Игорь тоже вернулся бы с удовольствием, но без спортивных амбиций, для которых считает себя уже старым: ему интереснее радиальными походами с базы погулять по окрестностям. Я еще не знаю, что Юра уезжает с решением, обратным тому, с которым ехал сюда, – так повлияла на него одна из встреч в УУллутауФ.

Наш автобус скрывается в сосновом лесу, но снега за кормой еще видны на крутых поворотах.

Юрий вскакивает и направляется к водителю – я уже знаю, что он собирается сделать, но на сей раз у меня нет даже сил удивиться своему УпредвидениюФ. Мне так больно, что не понимаю, ЗАЧЕМ ему это нужно... Через несколько минут автобус останавливается у ручья УДевичьи слёзкиФ. Короткое УПошли!Ф – и мы четверо выскакиваем из дверей, бросаемся к ручью; не пережидая очереди, плещем водой себе в лицо, глотаем ее из горсти... Игорюня несколько УтормозитФ и не очень участвует в повальном безумстве: вверх он ехал с Афанасьевым на машине, в этом месте не останавливался и УлегендуФ не слушал. Остальные попутчики смотрят на нас из окон автобуса как на тронувшихся. Но после этой выходки, действительно, сердце отпустило, и реветь расхотелось.

Только теперь я смогу развернуться на сиденье по-человечески и смотреть вперед.

Сезон окончен, возвращение состоялось.

ЭТО БЫЛО НЕЗАБЫВАЕМО, И ЭТО НЕ ПОВТОРИТСЯ.

Но с этого момента у меня будет одно Решение и одна Мечта, которые помогут жить дальше.

Потом мы спустимся в Баксанское ущелье и будем долго ехать по нему между тучами и дождем. Увидим вдалеке Донгуз-Орун, а подумаем о том, что в УУллутауФ, наверное, пока еще солнце.

Мы приедем в Пятигорск и до позднего вечера просидим на железнодорожном вокзале. Там и родится вопрос без ответа: УЧто мы тут делаем?!!Ф.

Мы пойдем пить чай с пирожным, и окажется, что я помню: хлеб со сгущенкой – это вкусно, а остальное забыла. На прилавке чайного ларька прочитаем смешную надпись: УНЕ УПИРАТЬСЯ!Ф. Мы будем есть УНаполеонФ из пакета, разрывая куски ногтями и облизывая руки от крема, и при этом хохотать так, что даже подвыпивший дядька, который уже прицеливался подсесть за наш столик, предпочтет не связываться с такими некультурными психами. УОближите мене, я уся у крэме!Ф – процитирует Юра, облизывая пальцы. Игорь успеет совершить экскурсию в город, а Вадика местный человек примет за кабардинца, а местный милиционер проверит документы.

– Это потому, что ты небрит! – важно заметит Кочерга.
– Иваныч, можно подумать, что ты бритый! – возмутится Тукмачёв.
– У меня борода. А ты небрит!

Но через десять минут они попадутся оба, однако Вадик догадается на всякий случай предъявить пропуск в погранзону.

Мы с Конниковым пойдем закупать продукты в поезд, причем в буфете Игорь потребует Увосемь сырков и один козинакФ, а через пять минут в другом ларьке – одну бутылку минеральной воды и несколько бутылок пива. Я начну возражать против такой вопиющей несправедливости, потому что минералку пьют все, а пиво – не все.

– Ну, всё правильно! – не поймет Саныч. – Ты одна – и нас четверо!..

Фраза станет хитом сезона, и всю осень в любых походных спорах Вадим, Юрий или Игорь в качестве веского аргумента станут заявлять мне: УТы одна, а нас четверо!Ф.

В 21:15 мы сядем в поезд, и в нашем вагоне окажутся те же самые проводницы – мать и дочь по фамилии Герцен. Они нас тоже узнают и даже вспомнят, что туда народу нашего ехало больше, чем обратно.

Вскоре придут солдаты, обшмонают один из рюкзаков и проявят огромный интерес к нашим документам: УЧем можете доказать, что вы альпинисты?Ф. Книжки их не слишком впечатлят, но нас снова выручит пропуск в пограничную зону, о котором Порохня и Кочерга в свое время раздумывали: УТебе надо? Нет? Может, выбросить?..Ф.

Через день мы наконец-то съедемся вчетвером в один плацкартный отсек. Вадим проявит себя мастером решения сканвордов Ув одно касаниеФ. Я напишу календарь погоды за 24 дня.

Мы будем бесконечно говорить о горах и о разных сторонах альпинизма, но так и не наговоримся.

Мы будем вспоминать и строить планы, и всю дорогу я не смогу отвязаться от мысли: УЧто я делаю в этом поезде?!!Ф.

Днем 08 августа мы все обнимемся на прощание на Челябинском вокзале – чтобы снова встречаться на скалах и в походах.

И лишь два месяца спустя, когда на форуме УУллутауФ начнутся скандалы с разборками и обвинениями по поводу трагедии на 5Б и спасательных работ, только тогда до меня внезапно дойдет, что если бы Игорюня так категорически не возражал против УНангапарбатаФ, то в ночь с 02 на 03 августа наше отделение находилось бы не на УСреднекичкидарскихФ, а на УЧегетскихФ ночевках.

Что было бы тогда – этого никто знать не может.

Надежда Модестова, г. Снежинск,
июль – ноябрь 2004 г.