Июнь 1981 года. В ущелье третий день идёт дождь, грохочет гром и небеса мечут молнии. Промокшие насквозь участники спустившись с ночёвок сидят по комнатам и гоняют чаи… Кажется что дождь не кончится никогда. Притихший первый этаж 2-го корпуса, населённый новичками, вздрагивает от громкого мужского крика, доносящегося из холла 2-го этажа…

               Только что прогулялся по лагерю, заглянул в клуб, где в зале на стульях сидели разрядники и инструктора, а на  сцене одинокий пианист в пуховке наигрывал что-то очень приятное на расстроенном инструменте. Здесь уютно, безмятежно – несмотря на раскаты грома за окнами клуба. Появившееся в первые дни смены ощущение родного дома крепнет с каждым днём. Прошли цикл занятий, перевальный поход, готовимся к восхождению на Тютю-баши. Кажется, что вот оно – братство людей, мечта… В твоей жизни появляется что-то новое, непонятное. Но это То, ради чего действительно стоит жить.

          Возвращаюсь в корпус и, не дойдя до своей комнаты, вздрагиваю от громкого мужского голоса, переходящего в крик. Поднимаюсь на второй этаж узнать что же там происходит. В проеме двери спиной ко мне стоит крупный мужчина в свитере и пуховке. Он громким голосом распекает двух парней в промокшей насквозь одежде. Они вдвоём сходили маршрут на Адыр-су и на спуске с вершины началась жуткая непогода. На остром гребне их прихватила гроза и, не дойдя до спускового кулуара, они дюльфернули на верёвку по снегу и льду до скального выступа. Здесь им пришлось заночевать. Это была холодная ночёвка, палатки с собой они не взяли. Связи с лагерем не было, что-то случилось с рацией, вечернюю связь они пропустили… На следующий день непогода не унималось и с рассветом они спустились на ледник. На ночёвках «у рыжих скал» была группа, которая на первой связи сообщила в лагерь о спустившихся с горы ребятах. В непрекращающийся дождь с грозой они добрели до лагеря и явились к начспасу, который отвёл их в этот холл на «беседу». Помню две щуплые фигуры продрогших в промокшей одежде парней рядом с гигантом-начспасом грозным голосом прерывающим из рассказ как они схватили холодную. «Беседа» прерывалась его мощным криком… Рядом со мной уже стояло ещё несколько любопытствующих… В конце «беседы» начспас объявил им, что они в этом сезоне больше никуда не пойдут. Ребята держались молодцом. Не дрейфили, лишь слегка тушевались. Мне, впервые оказавшемуся в альплагере, не понятно было отчего гневается начспас. Ведь эти парни в непогоду сходили на гору, на спуске укрываясь от грозы заночевали на какой-то полке и живыми и здоровыми пришли в лагерь. Но было ощущение, что распекая парней начспас был рад им, рад тому, что эта малоопытная двойка смогла перенести столь тяжёлое испытание на горе. А эта «беседа» была – так, в качестве «воспитательной меры». Ведь недаром же он проводил её в одиночку, не пригласив ни инструкторов, ни командиров отрядов.

            Запомнился мне один из тех двух парней. Тем, что спокойно отстаивал свою позицию и пытался доказать начспасу правильность их выбора как действовать в той ситуации. Как оказалось потом,— это был Женька Лебедь.