Расскажи для начала о себе. Как ты начала заниматься скалолазанием?
Так давно было (смеется). У меня мама родом из Красноярска, и она ходила на Столбы, есть даже фотография, где она в шароварах лезет на один из них. Поэтому у нее была мечта: сводить на них и нас. Мы некоторое время жили на Дальнем Востоке, вернулись в Красноярск, когда мне было 11 лет, и мама, естественно, привела нас сюда. Прошло время, мне было лет тринадцать, я решила сводить подружку. Был май месяц, мы ухитрились заблудиться, пришли все мокрые, в снегу, но стало еще интереснее, и потом два года мы с ней ходили на Столбы одни. Придем, с какой-нибудь компанией пообщаемся, познакомимся, напечем блинов, ну и за блины, говорим: «Сводите нас туда, заведите нас сюда». На Первый Столб уже, например, сходили, а на Перьях еще не были, и тут мальчишки идут. Мы им: «Мальчишки, блинов хотите?» Они: «Хотим». «А на Перья нас сводите?» Маленькие девчонки были (смеется). С нами все с удовольствием возились. Так мы ходили, пока нас не встретила компания их секции Политеха, где были Валера Балезин, Николай Захаров, Володя Архипов. Мы попали к ним в секцию, стали тренироваться, и постепенно начали заниматься серьезно.
Нас все время оберегали. Мы были младшими в секции, и нам все время доставалось – и ругали нас больше, и воспитывали больше. Естественно, что и лазали мы лучше. Взрослые все замуж повыходили, женились, а мы все росли и росли. Так и выросли.
А альпинизмом ты как начала заниматься?
Все, кто тогда лазал на скалах, ездили также и в горы. Я первый раз поехала, когда мне исполнилось 16 лет, мне в этот день выдали паспорт. Прихожу я в паспортный стол и говорю:
– Дайте мне паспорт.
– Зачем? – спрашивают.
– Мне нужно в альплагерь поехать, – отвечаю, – в Талгар.
– А день рождения у тебя когда?
– Сегодня.
– Подожди, – говорят.
И через 20 минут мне выдали паспорт. Я была в шоке, в советские времена паспорт выдали через 20 минут.
Потом не стало времени регулярно ездить в горы. В скалолазании летний период – это подготовка. Осенью соревнования, поэтому все лето тренируешься. Скалолазанием я долго занималась, закончила лазать в 1992 году, когда настали тяжелые времена: кушать нечего, надеть нечего. В это время я шила пуховки, штаны, куртки – одевала своих детей, сама одевалась, шила на продажу. Все Столбы ходили в штанах, куртках и поларках от Бакалейниковой. Только когда дети выросли, появились время и возможность снова поехать в горы.
С чемпионата по альпинизму в Ергаках в 2010 году началась вторая жизнь Ирины Бакалейниковой в спорте.
Насколько тяжело было восстановить физическую и техническую форму после перерыва?
На самом деле, мне не было тяжело, потому что я все время лазала. Привычка каждый вечер сбегать на тренировку, а в выходные поехать на Столбы. Когда ребенок родился, я два года не лазала, но при
этом с коляской ездила на стадион, там была стена с кирпичной кладкой, метров тридцать шириной и высотой метров пять. Ребенок спит в коляске, а я по этой стене траверсом, вверх, вниз. Если когда-то у тебя были все время нагрузки, то мышцы без них уже не могут. Если пальцы не напрягаются, плечи не напрягаются, чувствуешь себя каким-то ущербным. Тонуса не хватает, а без него жить очень тяжело.
Когда ты вернулась в большой спорт, то в команде все девчонки оказались моложе тебя. Трудно было психологически влиться в коллектив?
Если ты заметила, на Столбах нет понятия возраста. Мы с девчонками ездили вместе по Азии, смотрели разные достопримечательности, так смешно было. Молодые все такие. Но я не чувствовала дискомфорта, думаю, что это от человека зависит. Я люблю участвовать в соревнованиях, потому что я там общаюсь со своими друзьями, и соревнования для меня – очередная тренировка для лазанья. Возраст мне дает, наверно, больше шансов понимать людей и не ошибаться в них. Я знаю уже, чего можно ждать от конкретного человека, и спокойно принимаю это. Для меня самое главное – это справедливое отношение по заслугам. Если ты заслуживаешь уважения, то к тебе все относятся хорошо, а если требуешь к себе внимания гораздо больше, чем заслужил, тогда-то и начинаются проблемы.
Чем тебе нравится участие в очном классе, в чемпионатах? Как правило, с возрастом альпинистам становится все менее интересно участие в таких марафонах и бегах, все уходят на большие стены.
Мне очень нравится Замин-Карор, это мой формат. Это скальные чистые маршруты, это ненапряжный микст. Для женщин, я считаю, там идеальное место, именно для женского альпинизма. Я бы не сказала, что я фанат женского альпинизма, но мне нравится этот образ жизни: поездки, тусня под стеной, когда все время смотришь вверх, хочешь чего-то найти, увидеть, и когда люди за тобой идут и так же, как ты, чувствуют, чего-то хотят – меня это заводит.
Очный формат мне нравится потому, что люди общаются, видят друг друга, видят, кто на что способен. Мы же учимся другу у друга, берем нюансы отношений не только между людьми, но и отношений к чему-то, допустим к восхождению, к веревке. Все ведь по-разному ходят. Я считаю, что именно этим хорош очный класс. Мне есть, чему поучиться у этой молодежи, поэтому в очных классах мне интересно. Ну где мы еще увидим Веретенина с Башкирцевым? В лучшем случае будем читать их отчеты на РИСКе, листать выложенные фотографии, смотреть на их животы с восемью кубиками. А как мы в с ними в заочном классе пообщаемся? Только в очном. Вот они сейчас приехали в технический класс, и все вокруг поняли: да, это крутые спортсмены, уровень которых чувствуется даже по общению.
Считаешь ли ты скайраннинг альпинизмом?
Я считаю, что эта дисциплина выросла из альпинизма. В Алма-Ате все советские альпинисты в свое время этим занимались, бегали на пик Комсомола при Ильинском, когда готовились к Гималаям, и забег этот проходил каждый год. Некоторые люди специально ездили туда, чтобы поучаствовать. Сейчас проводится скоростное восхождение на Эльбрус, в таком формате это, конечно же, альпинизм. Покорение вершины – ведь это же альпинизм? И если они забегают на гору, то значит, это тоже альпинизм. Что касается личных предпочтений, то сам забег мне кажется немножко туповатым. Почему я люблю скалолазание? Почему мне нравится скальный и технический альпинизм? Потому что там постоянно приходится технически работать, все время есть что-то новое. А забег для меня тяжел из-за чрезмерной однообразности.
Какой у тебя план тренировок для сохранения спортивной формы?
На самом деле, у меня все время состояние некоего драйва. Я люблю полазить, но не запоминаю маршруты, не заучиваю. Поэтому объем лазанья у меня больше он-сайт, повторно маршруты не люблю лазить, ведь новый маршрут, с листа, лезть интереснее. А в зале, как и все, лазаю до своего физического предела.
Что нужно, чтобы сохранять такую активность с возрастом?
Просто не думать о своем возрасте, не спрашивать, кому сколько лет. Когда у меня спрашивают в спортдиспансере сколько мне полных лет, я тут же начинаю вспоминать свой год рождения, вычислять и высчитывать. Возраст – больше психологическое понятие.
Ну… не всегда, наверно, психологическое. У многих спортсменов даже в 30 лет уже начинают болеть колени, суставы…
Да, у нас у всех болят колени. Они вообще всегда болят, эти колени, мне кажется, что как только человек родился, они у него уже начинают болеть. И ты все время с этим борешься: локти болят, колени болят, шея все время болит, ну и ладно, помазал их чем-нибудь, и все. Я думаю, если человек не хочет болеть, то он и не будет. На самом деле, физическая усталость не так страшна, куда страшнее, когда ты психологически устаешь. Когда тебя напрягает что-то такое, с чем ты не можешь справиться. Но это не физическое состояние, а психологическое.
Какие у тебя планы в перспективе?
Мои планы всегда, как правило, ограничиваются больше завтрашним днем, чем послезавтрашним. Очень многое зависит от людей вокруг: обычно я под них подстраивались, а не они под меня, и поэтому пока не думаю о грандиозных планах.
Но ведь в жизни должны быть цели?
Все поставленные жизненные цели я уже перешагнула. Дети выросли, работа есть. Мои цели сейчас больше связаны с работой, они интереснее и реалистичнее. А спортивные цели… В душе, конечно, много чего интересного хочется – и в Патагонию, и в Пакистан, и Ули-Бьяхо хочется сходить, и на Сабах, и на Аксу...
Ты можешь как-то выразить, в чем для тебя заключается философия альпинизма?
Это как феншуй. Есть гора, ты ее видишь, и тебе хочется там побывать. Мне нравится горная природа, это ощущение воздуха, эта атмосфера – все это я как бы воспринимаю на запах. Пахнет горами, и этот запах для меня – все.
Еще я люблю лес, люблю, как пахнут морозные, холодные листья. Или этот снег в горах, мне все там нравится: снег, метели... Единственное, что не нравится – это когда дождь идет, когда хлюпает и течет за шиворот.
Наверно, у сибиряков это в крови. Посмотри из окна, каким мы окружены видом. Мы – дети природы, мы живем там, где нас все время окружает природа. И наш бог – это природа. Что нас гонит ночью на Столбы? Когда мы были молодые, мы могли сидеть у кого-нибудь дома, и вдруг неожиданно собраться и пойти на Столбы. В чем попало, могли в цивильных шмотках пойти. Приходили на Столбы, переодевались, лазали и возвращались обратно. Мне кажется, что это какая-то секта. И мы так все время жили. У нас все семьи так жили, все время друг к другу ходили в гости, бывало даже в 12 ночи, и при этом радовались друг другу.
И последний вопрос: что позволяет сохранять женственность при таком тяжелом виде спорта?
Это если она есть (смеется). Женственность невозможно сохранить или не сохранить, она либо есть, либо ее нет. Ее может не быть и при любом другом виде спорта, не только при альпинизме, или ее может не быть и без всякого спорта.
© Беседовала Ирина Морозова